— Это ваша мастерская?
— Да. Тридцать лет копил денежки. А сапожничать я научился еще в тюрьме. Это все, что тебе интересно?
— Это хорошо, Сони, что вы по-прежнему любопытны. Я насчет вашего старого обещания пришить Торренса.
— О, тогда у меня кровь бурлила. Теперь, если он окочурится, я плакать не стану. А что касается… мистер…
— Мистер Хаммер.
Так вот, мистер Хаммер, не хочу опять сидеть за стеной. Мне уже это приелось. Ясно?
— Вполне.
— И потом, там у меня было много желаний: переспать с женщиной, например. Одна мысль о женских ногах… Убить Торренса, выбить его проклятые мозги из головы… но все перегорело. И только когда репортер, вроде тебя, придет с вопросами, тогда… Непонятно я говорю? — Он откашлялся. — В молодости я по бабам с ума сходил. И они от меня. Вот и надавали мне прозвищ. Сони, например. Выглядел я мальчиком… — Он размечтался, но потом вернулся к разговору и с гордостью развернул перед нами номер «Кордл» тридцатилетней давности.
Там он был героем. Все первые полосы были полны его подвигами, его фамилией. И еще одно имя — Блэк Коплей. Кража. Три миллиона. Такси с неизвестным номером, которое полиция никогда больше не видела, и Блэк Коплей, канувший в лету с тремя миллионами долларов. Сони прострелили ногу в переулке и он не смог удрать. Сим Торренс осудил его и он поклялся убить Сима, когда вернется. Он вернулся и перестал желать смерти Торренса. На улице Велда сказала:
— Патетично, не правда ли?
— Они все такие.
В конторе я оставил Велду и дал ей инструкции: найти все о Левите и «Ручке». Тоби сказал, что старые волки снова входят в игру. На это должны были быть причины. Причины должны были быть и для двух трупов, и для покушения на меня и Сью. Где-то должен быть человек, который знает ответ.
После этого я дал таксисту адрес конторы Торренса и откинулся на сиденье. Манхэттен бурлил… Вдруг прямо перед моим лицом мелькнул силуэт машины. Кто-то вскрикнул, я перекатился на сидении и нас накрыла волна лязга, шума, битого стекла и треска. Потом наступила тишина, как всегда бывает после происшествия.
Передо мной слабо застонал шофер. Его грудь была вдавлена в руль. Чьи-то руки открывали дверцы машины, чтобы извлечь его. Я помог поднять тело и вылез сам, отряхиваясь от осколков. Люди столпились около водителя. Ему досталось, но еще больше он был потрясен случившимся. Бывало и раньше, что водители автофургонов налетали на такси, но тут было другое. В фургоне вообще никого не было. Кто-то сказал, что водитель выпрыгнул наружу и притворился, что ему плохо, а потом довольно резво добежал до метро и нырнул в подземку.
Я осмотрел голубой тяжелый фургон и вспомнил, что такой же чуть не переехал нас с Велдой, когда мы возвращались в гостиницу. Я быстро скрылся в толпе, записав номер машины.
Еще одна попытка.
Когда я вошел в контору, то первым делом увидел Джеральдину. На ней были свитер и юбка. Голубые глаза мягко блестели, волосы струились по плечам. Ничего делового и секретарского в ее облике не было. Он был рассчитан только на то, чтобы ею любовались. Свитер из тонкой шерсти… А я достаточно хорошо разбирался в женщинах, чтобы с первого взгляда оценить ее тело и заметить, что на ней под свитером ничего нет. Она поймала мой взгляд.
— И вы, как все…
— Нет, милочка.
— Женщина должна быть как картинка. Приятно посмотреть.
— А если у вас недостаточно денег, чтобы купить картинку для дома?
— Иногда не нужно покупать. Картину могут и подарить.
Я засмеялся.
— Да, политика — это твое дело.
Она открыла дверь.
— Прошу вас. Он ждет.
Торренс не стал долго беседовать. Я прямо спросил его об Арнольде Гудвине. Он мог только вспомнить о том, что парень был сексуальным маньяком и, кажется, обещал его пристрелить.
— Он был эмоционально неуравновешенным юношей. И вы полагаете…
Я пожал плечами.
— Они на все способны. Я еще не проверил все до конца, но они обычно отдают все, чтобы отомстить.
— Полиция должна быть оповещена.
— Он может успеть раньше. Пока он на свободе. Вы должны обезопасить себя и Сью. Я предложил бы вооруженную охрану.
— Мистер Хаммер, это год выборов. Если подобная вещь выйдет наружу… Вы понимаете?
— Тогда ждите чего угодно. Я видел Монтлея. Случайно…
— Монтлея? — Он снял очки и положил их дужками вверх. — Он, кажется, заключен пожизненно?
— Он отбыл за решеткой тридцать лет. Вы помните его?
— Конечно! Это было дело, которое сделало мне карьеру.
И вы думаете?