Влади пожимал плечами.
— А спросить?
Он молчал.
А ночью опять шел к алтарному камню, чтобы опять там никого не найти.
Целый месяц пролетел незаметно, как один день.
Однажды пасмурным утром Влади проснулся — и понял, что пойти куда-нибудь сегодня вряд ли сможет. Голова кружилась даже в постели. Осторожно придерживаясь за стену, он спустился вниз, к завтраку. На материны тревожные вопросы отмалчивался, сам не понимая, что с ним такое творится. А потом, пока та мыла посуду, поковылял к бабке, на огород.
— Баб Ядзя… — окликнул тихо. Громко не получалось — сразу перед глазами все плыть начинало. — А если я с кем-то повидаться хочу… ты знаешь, как это устроить?
Бабка выпрямилась, обтерла руки от земли об фартук и пожала плечами.
— Смотря с кем, внучек.
Влади набрал воздуха побольше, зажмурился для храбрости и выпалил:
— Со змеем!
— Ох ты ж как… — баб Ядзя закашлялась. — Это с каким таким змеем?
Отступать уже некуда было.
— С алтарного камня.
Влади плюхнулся на дорожку — сил уже не было стоять — и, запинаясь, рассказал баб Ядзе все, с самого начала. И про змея, и про головную боль, и про слабость, и про сны… Баб Ядзя выслушала, а потом сказала.
— Я тебе сейчас травок заварю, ты их выпьешь и поспишь. А к ночи я тебя разбужу — и расскажу, что делать.
«Травки» оказались той самой горькой травой, которую Влади в самый первый день пил. Сморило его тут же, за столом — уронил тяжелую голову на сложенные руки и уснул. Снился ему опять змей — только на сей раз в человечьем облике. Он тянул у Влади из головы длинную красную нитку, а она никак не кончалась и не кончалась. И внизу, у ног его, лежала уже целая нитяная куча, похожая на залитый кровью валежник.
«Брось! — хотел крикнуть Влади змею. — Все равно не вытянешь, она длинная слишком!»
Шагнул — и понял, что сам той нитью опутан до самых ног.
А потом баб Ядзя толкнула его в плечо, будя:
— Поднимайся. Пора.
Влади сел прямо, хлопая глазами. На столе перед ним лежал расшитый красными нитками серый полотняный мешочек.
— Это что?
— Подарок для змея, — бабка отвернулась. — Дойдешь до алтарного камня. Если увидишь змея — отдашь ему сам, в руки. Если нет — бросишь в колодец, а потом заберешься на камень. И чего б ни происходило потом — не бойся.
Теперь, выходя из дома, Влади не стал ни сапогов надевать, ни куртки. Напялил сандалии — и пошел. Ему отчего-то казалось, что даже если он сейчас на гадюку наступит, то хуже от этого уже не будет.
Бабкин мешочек оказался совсем легкий, как пустой.
До горы Влади ковылял почти час. А поднимался — и того дольше. Пока добрался до алтарного камня, волчье время пришло — три пополуночи. Месяц, тоненький болезненный серп, был скуп на свет — и в двух шагах ничего не разглядишь. Но дыру в земле Влади нашел почти сразу — что там, сам в нее едва не ухнул. Скомкал в руке мешочек напоследок — и кинул вниз.
Ничего не случилось, конечно. Ни единого звука — даже ветер листву не всколыхнул.
Влади тяжело поднялся на ноги и попытался взобраться на алтарный камень. Но голова так кружилась, что за край-то зацепиться было невозможно, не то, что подтянуться и на площадку выбраться. Содрав ногти до крови, Влади беспомощно сполз на землю, обхватил коленки и замер.
Глаза щипало нещадно.
— Зачем пришел?
Змеев голос, как всегда, шел откуда-то сзади.
Влади выдохнул прерывисто — и признался честно. И себе, и ему.
— Прощаться…
Змей фыркнул сердито и сел перед Влади на корточки.
— А знаешь, что в том мешочке было? — спросил вкрадчиво и сам же ответил: — Прядь твоих волос, платок с каплей крови и твое полное имя.
— И что? — буркнул Влади сердито. Слезы высыхали, а с сердца уходила страшная тяжесть, которая росла весь этот месяц.
— Знаешь, что твоя бабка сделала? — змей быстро наклонился и сгреб волосы Влади в горсть, заставляя голову вверх задрать. Глаза у змея были страшные; не злые даже — голодные… — Тебя мне отдала. Всего, с потрохами.
И, прежде чем Влади эти слова осмыслил, он подался вперед… и в грудь Влади толкнулась уже громадная змеиная голова.
— Ой, мама!
Влади дернулся, вжимаясь в камень, а змей захохотал:
— Нет у тебя никакой мамы теперь! Никого нет, кроме меня!
И, изогнув золотое тело, заключил Влади в кольцо. А потом еще в одно, и еще, пока он не оказался опутанным змеиным телом с головы до ног. Кольца сжимались сильней и сильней, и через некоторое время дышать стало невозможно. Что-то хрупнуло в груди, на губах появился соленый вкус… а потом змеиные кольца вдруг распались, и Влади остался один-одинешенек.