— Не-е-е-т! — услышала она испуганный крик Эрика сквозь темноту, обволакивающую её. Он ещё что-то говорил, а потом шептал ей на ухо какие-то слова, но она уже ничего не слышала. Непроглядная тьма и холод поглотили Энн.
Глава 24
Холодно. Ужасно холодно. Будто лежит в куске льда. Озноб пробирает тело от самой макушки до кончиков пальцев на руках и ногах. Трясёт. Сильно трясёт, да так, что зубы стучат. Если и дальше так будет колотить, она их сломает, и те рассыпятся в труху. Будет беззубой бабкой в свои двадцать два. Конечно, если останется в живых. Ничего не чувствует, кроме холода. Даже боли нет. Странно. А она думала, что умерла. Лучше б сдохла. Невыносимо холодно. Опять темнота…
Какие-то голоса. Она не может их различить и понять, о чем они говорят. Наверное, о чём-то важном, тон у них волнительный. Возможно, даже о ней. В горле жжёт и ужасно сухо, как в пустыне, что за стеной. Будто кислоты влили прямо в глотку. Может, храпела? Не, от храпа так не бывает. Что происходит? Хочет спросить. Закашлялась. Сил нет. Слюней тоже, чтобы хоть немного смочить измученный сухой рот. «Пить!» — хочет сказать, но сухие губы даже не шевельнулись. Невозможно повернуться даже на бок, язык прилип к нёбу и вообще не функционирует, не говоря уже о том, чтобы попросить хоть кого-нибудь, чтобы дали немного воды. Боже! Что с ней? Она, вообще, жива ещё? Может это и есть ад? Лежать неподвижно, не имея возможности пошевелиться? Не чувствует тело. От слова совсем. Может, её парализовало? Вроде оно есть, вот же, а вроде и нет его. Будто не её оно вовсе. Такое тяжелое, неподъёмное. Опять всё болит. Значит, не парализована. И всё же, жива. Плохо. Лучше б померла. Пара глубоких вдохов. Больно. Невыносимо больно. Темнота…
Тепло. Так хорошо! После того лютого холода — это просто рай. Кто-то что-то шепчет. Но что? И кто? Ничего не понимает, не соображает. Будто далеко всё и не с ней вовсе. Ничего не чувствует. Ничегошеньки, кроме тепла, которое разливается приятной волной по всему телу. И запаха. Такой знакомый, родной и такой приятный, что щекочет ноздри. Хочется притянуться поближе и прижаться. Вроде получается пошевелиться, но опять темнота обволакивает сознание, и Энн снова уносится куда-то далеко.
Сквозь непроглядную тьму отчётливо слышит голос Эрика, который орет на врача.
— Последний раз спрашиваю, когда она очнется, док? — услышала она громкий бас за дверью.
— В любой момент! Я же уже говорил, — оправдывался врач.
— Правильно, ты это уже говорил. Вчера, блядь, говорил! А уже, наступило сегодня! — прикрикнул он на дока.
— Не ори! Разбудишь всех! Ночь на дворе ещё! Подождём до утра, — ответил доктор.
— Неужели ничего сделать нельзя? Почти две недели уже лежит, и четыре дня ты всё обещаешь, что она вот-вот очнется, — говорил он, возмущаясь. — Может, ей ещё заживляющего какого вколоть? Вам же лучше знать, что делают в таких случаях!
— Именно! Мне лучше знать! — ответил док. — Послушай, Эрик, она слишком слаба. Она поступила к нам фактически мёртвой! Её ранение было слишком серьёзным. Она не дышала в течение пяти минут! Потеряла больше половины всего объема крови, раздроблены позвонки и дырка насквозь! Причем, и тебя зацепило! Неужели, ты думаешь, что это лечится за день? Нужно ждать, когда наберется сил. Мы сделали всё возможное! Теперь, всё зависит только от неё. А заживляющее не нужно. Может, она от него и спит. Все раны зажили и кости позвоночника срослись. Теперь только ждём, — договорил он, трогая лидера за плечо в знак поддержки, и пошёл дальше на обход.
Больше ничего не услышала. «Ранена». «Фактически, мертва». Эти слова наводят ужас на девушку. Страшно. Пошевелилась немного, чтобы проверить жива ли, и боль прострелила всё её тело. Снова пришла пресловутая темнота.
Эрик сел на стул у входа в палату Энн. Его рана быстро зажила, ещё неделю назад, и от неё не осталось и следа. Но рана в его душе ещё не скоро залатается, и никакое заживляющее не поможет. Только время. Он чуть её не потерял. И этот страх навсегда. Он слишком устал. Почти не спал всё это время, что она в отключке. Всё слушал сердцебиение своей блаженной. Боялся, что сердце снова остановится, не выдержит того ужаса, который с ней произошёл. А этот придурок, док, ничего толком не может ответить! Нужно было везти её в «Бесстрашие» или в «Эрудицию». Там хорошие специалисты и технологии. Они бы быстро поставили её на ноги. Но Джоанна запретила, заверила, что и здесь врачи неплохие. Да и поздно было. Не довезли бы. И так чуть не опоздали! Воспоминания той ночи нахлынули с новой силой.