Девочка вбежала в комнату и замерла. Она уже две недели не видела больного, и перемена в его внешности явно поразила и испугала ее.
– Сегодня папочка чувствует себя получше, – быстро заговорила Беата, – но пока он позволил тебе только в дверях постоять. Зато скоро он и сам встанет на ноги, вот тогда опять пойдете вместе гулять по лесу.
– Как твои дела, деточка моя дорогая? – спросил Окша.
– Спасибо, хорошо, папочка. А ты знаешь, что кривую березу у Седого Ручья подмыло?
– Подмыло?
– Да. Микола говорил, что она теперь наверняка упадет. А еще он говорил, что его сын Гришка вчера видел четырех лосей у Хуминского брода. Они шли цепочкой, один за другим.
– Они, верно, из Красного леса пришли.
– Ага. Микола тоже так думает.
– А ты еще не забыла окончательно ботанику с физикой? – с улыбкой спросил лесничий.
– А вот и нет, папочка! – заверила его девочка и в доказательство принялась перечислять, чему научилась сама. После коротенькой беседы Окша отослал девочку, попрощавшись с ней воздушным поцелуем.
Рука его, посылавшая поцелуй, была исхудалой и неестественно белой.
Когда Марыся вышла, он сказал:
– Как же быстро растет девочка. Ей всего двенадцать лет, а она уже почти с тебя ростом. В будущем году нам придется, однако, отдать ее в школу. Надеюсь, что княгиня получит разрешение на вырубку и мы наконец встанем на ноги.
– Дай-то бог. Только бы ты поскорее выздоровел!
– Да, конечно, – бодрясь, подхватил он. – Мне просто необходимо выздороветь и заняться нашими делами. Если вырубки не будет, я решил поискать другое место. Тяжело будет расставаться с Одринецкой пущей, но что поделаешь – Марыся растет. Это важнее.
Он задумался на минуту, а потом спросил:
– Ты снова много потратила на лекарства?
– Да не тревожься ты об этом.
– Знаешь, я подумал, что если б я сейчас умер, то у тебя почти ничего бы и не осталось после оплаты похорон. Это меня больше всего мучит… Денег от продажи мебели и прочей утвари тебе хватило бы на год. Особенно те старинные коврики и салфетки. Вроде бы они довольно высоко ценятся.
– Янек! О чем ты говоришь! – с упреком воскликнула Беата.
– Ни о чем, просто рассказываю, о чем я размышлял. Мне кажется, что… в случае чего… ты имеешь право обратиться за рентой для Марыси. Не думаю, что Вильчур нашелся. В газетах бы написали об этом. Но ведь кто-то должен управлять его состоянием, а Марыся имеет все права на него.
На лице Беаты проступил румянец.
– И это говоришь ты, Янек?! – воскликнула она, не скрывая своего возмущения.
До сих пор, в течение пяти лет, что они прожили вместе, никто из них ни разу не вспоминал в разговорах профессора. Целых пять лет с того момента, как он велел ей даже белье и одежки Мариолы отослать в какой-то детский приют для бедных.
Окша опустил глаза.
– Я не имею права обрекать нашу девочку на нищету.
– А я не имею права протягивать руки за его деньгами. И предпочту лучше умереть сто, даже тысячу раз. Никогда, слышишь, Янек, никогда!
– Хорошо, не будем больше об этом говорить. Только понимаешь, если бы меня уже не было в живых… когда я думал, что умру, мной овладел такой ужас при одной мысли о том, что станется с вами…
– Я умею шить, вышивать, могу давать уроки… Все, что угодно, только не это. Подумай, с каким лицом я бы явилась к его наследникам, представив свои притязания… Я, которую они… имеют право считать виновницей его гибели. Янек, а зачем мы вообще говорим об этом? Ты уже лучше чувствуешь себя. Выздоравливаешь, благодарение богу, и теперь пойдешь на поправку.
– Да, моя дорогая, так все и будет, – сказал он и прижался лицом к ее ладони.
– Вот видишь! – Беата улыбнулась. – А теперь ты должен постараться заснуть. Уже поздно.
– Хорошо. Мне и правда хочется спать.
– Спокойной ночи, мой единственный, спокойной ночи. Сон придаст тебе сил.
– Спокойной ночи, мое счастье.
Беата прикрутила фитиль в лампе, завернулась в плед и прилегла на диван. Но через четверть часа вспомнила, что ему еще надо на ночь дать капли.
Она встала, отсчитала двадцать капель лекарства, пахнувшего креозотом, долила воды и наклонилась над больным.
– Янек! – позвала она вполголоса, – надо лекарство выпить.
Он не проснулся. Она нежно тронула его за плечо и нагнулась пониже.
Только теперь она заметила, что глаза у него открыты.
Он умер.
Глава 5
Как раз посередине пути между Радолишками и Нескупой с незапамятных времен стояла водяная мельница, которая когда-то была собственностью отцов-базилианов из монастыря в Вицкунах, основанном ими еще во времена короля Батория. А теперь мельница принадлежала Прокопу Шапеле, которого все в округе звали по-белорусски Прокопом Мукомолом.