- На два слова, мистер Пенрит, - сказал он. - По секрету...
Неожиданно он шагнул в сторону и резко приказал проходившему мимо матросу убрать распустившийся конец троса. Я обернулся и увидел за собой капитана Джекобса, который неслышно приблизился сзади своей мягкой кошачьей походкой. На нем был парадный камзол, парик и широкополая шляпа.
- Я еду на берег, мистер Пенрит, - заявил он. - Вернусь после полуденной вахты. Сомневаюсь, чтобы наш груз прибыл раньше. Мы снимаемся с якоря с вечерним приливом, за час до захода солнца. Прикажите подать шлюпку!
Я выполнил его распоряжение, и он отбыл.
Когда шлюпка отошла на приличное расстояние, я предложил Майклу зайти ко мне в каюту. Указав на кресло, я достал бутылку и пару стаканов. Он медленно выцедил грог и наклонился вперед, скрестив на столе обнаженные до локтей могучие руки, заросшие густой черной шерстью.
- Вот что, мистер Пенрит, - сказал он. - Я не мастер говорить красивые речи. Мои слова простые и грубые, как и я сам, поэтому не подумайте, будто я хочу вас обидеть или лезу не в свои дела...
- Выкладывайте, - предложил я.
- Мне не известна цель нашего путешествия, да меня это и не касается. Но по судну ходят слухи, и люди строят разные догадки. Я не верю сказкам и доверяю только собственным глазам. Этот поющий бездельник, Пайк, что зовет себя Запевалой Сэмом и любит похваляться своими подвигами, все уши прожужжал команде о прелестях пиратской жизни и ходит гоголем под собственное кукареканье. Я повидал кое-что в жизни, да и сам, порой, творил такое, от чего гнилая душонка Пайка затряслась бы, как осиновый лист. Вот эти руки, - он сжал кулаки так, что мышцы вздулись у него под рубахой, - по локоть в крови, пролитою мной в жестоких схватках. Но это все в прошлом. Я и те, кто со мной, - свободные люди, получившие помилование от короля. А остальная команда - дрянь, подонки с мышиным сердцем, способные лишь драить палубу. Они слушают Пайка, развесив уши, как ребенок слушает волшебные сказки. Нанимал их сэр Ричард, но за порядком должен следить капитан...
- Продолжайте, - сказал я, снова наполняя его стакан.
- Судно набито оружием и боеприпасами, как военный корабль... или, может быть, приватир?(Приватир - частное судно на службе у государства или другой частной компании (в том числе и у пиратов), выполняющее задачи военного характера.) - он бросил на меня испытующий взгляд. - Не зря же вы заставляете нас проводить боевые учения. Если это означает в недалеком будущем большую драку, то тем лучше. А пока что на борту творится чертовщина другого сорта...
- Почему бы вам не сказать об этом сэру Ричарду? - спросил я.
- Пришло время, когда нужно высказать все, мистер Пенрит. Я сам люблю, когда крепкая выпивка щекочет глотку. Порой она мне даже необходима, потому что подстегивает как хлыст скаковую лошадь. Но она затуманивает мозги. Она хороша для тех, кто выполняет приказы, а не для тех, кто их отдает. Бутылка - плохой советчик. Никому еще не удавалось подружиться с ней и сохранить ясную голову...
- Довольно. Я не хочу больше слушать подобные речи! - строго прервал я его.
Он покосился на меня с добродушной терпимостью, как старый пес на молодого задиристого щенка.
- Вы правы, сэр. Сказанного достаточно. У вас есть свои глаза. Только кто-то должен же быть начальником, а капитан Джекобс - плут и негодяй!
Майкл вынул из кармана складной нож в роговой оправе и раскрыл его.
- Где у вас тот кусочек железа, который вы нашли в нактоузе? Провалиться мне, если он не подойдет к этому лезвию!
Примерки не потребовалось: и без того было очевидно, что кончик отломан от ножа, лежащего передо мной.
- Где вы его взяли? - спросил я.
Он хитро подмигнул мне:
- Плох тот вор, кто не может обчистить карманы своего ближнего! Джекобсу следовало бы выбросить его за борт. А теперь, полагаю, потеря ножа немало его тревожит!
- Вы взяли его у самого капитана Джекобса?
- Ну да! Конечно, слово простого матроса ничего не стоит против слова капитана, но факт есть факт! И это еще не все. Я знаком с Фуншальским побережьем, как и с сотней других портов. В последний раз мне пришлось побывать здесь пять лет тому назад. В ту пору я был зеленым сосунком. Я сбривал бороду, чтобы сойти на берег и прижаться к гладким щечкам своей Молли, не подозревая, что она, вопреки всем своим жалобам и сетованиям, предпочитает жесткую колючую щетину. Сегодня утром я видел человека, которого знал в те времена и который мог бы узнать и меня, если бы не борода...
- Он приплыл сюда на туземной лодке, доверху нагруженной фруктами, продолжал Майкл, помолчав, словно припоминая про себя давно прошедшие дни, - хотя для него перерезать глотку более привычное дело, чем срезать ананас. Цены он заломил непомерно высокие и вроде бы вовсе не торопился продать свой товар. Но, когда капитан Джекобс вышел на палубу, он окликнул его, и наш надутый индюк ему ответил! Это меня удивило, и я спустился на нижнюю палубу, где занял позицию у пушечного порта, так что оба - один надо мной, другой внизу - беседовали друг с другом через мою голову.
Человека, о котором я говорю, зовут Желтый Джек (Желтый Джек название тропической лихорадки на жаргоне английских моряков.), и это имя как нельзя лучше к нему подходит. Он самый большой негодяй и грабитель моряков на всем архипелаге, за исключением своего хозяина, Фуншальского Пита, а точней Педро Васкеса, вербовщика, головореза, полу негра-полупортугальца, исчадья дьявола, хищного паука, плетущего сети на погибель несчастных матросов. У него есть женщина... Но сейчас не об этом речь. У меня к нему небольшой неоплаченный счет, хоть он и носит на себе мою расписку, ибо когда-то я его слегка пощекотал ножом... Так вот, Желтый Джек с Джекобсом болтали по-португальски, а мне немного знаком этот язык. Я понял, что Желтый Джек передал Джекобсу приглашение от Васкеса сойти на берег.
- И это все, что вы слышали? - спросил я.
- Все? Разве этого мало? Когда капитан судна общается с таким проходимцем, значит, готовится какая-то чертовщина. В чем она должна заключаться, я не знаю. Они уж позаботятся, чтобы обсудить свои планы там, где их никто не подслушает. Я вас предупредил, мистер Пенрит. Я совершал всякие дела, за которые меня следовало бы вздернуть, если бы не королевское помилование, но я совершал их в открытую. Вы мне нравитесь, сэр. Вы родом из Девона, и в вас чувствуется крепкий характер. Я не перевертыш и не святоша. Свои грехи я несу на собственных плечах и в случае необходимости сам буду отвечать за них. Но помилование снова сделало меня честным человеком, и если наступит время, когда я не смогу больше стоять вахту и управляться с парусами, то мне хотелось бы провести остаток своих дней, не боясь ни королевской кокарды, ни мундиров, ни полицейской дубинки.