Дикие земли.
Это название так прижилось, что его даже стали наносить на военные карты. Там, к северу за руслом Тиуры, ни у сенаторов Эндроса, ни у чиновников Райгона — ни у кого в подлунном мире не было власти. Эти земли не принадлежали живущим. Здесь правила иная сила, названия которой никто не хотел давать. Даже жрецы предпочитали молчать, всячески уходя от разговоров о диких землях. Где же еще, как ни здесь, должна была появиться проклятая зараза?..
За считанные месяцы население северных провинций сократилось на четверть. Поселенья по берегам Тиуры опустели. Кто-то говорил, что местные жители прогневали лесное божество; другие — разумеется, шепотом! — винили Эндрос и его жрецов; и только ученый лекарь понимал, что виной всему назары — народ из горной империи Райгон, располагавшейся на востоке.
'Уж десять лет они сыплются на наши головы! — стонали северяне. — С тех пор, как в Райгоне свергли императора, народу жизни не стало. Самозванец лютует, вырезает целые деревни, вот люди и бегут… А куда им идти, беднягам косоглазым? Сразу ясно — беженец назарский! Стража схватит — пойдут на каторгу, попадутся работорговцам — на невольничий рынок… Вот и прячутся в лесу'.
Так и было. Гражданская война за императорский трон разорила казну и обескровила двор — последствия, от которых назары не могли оправится и по сей день. Десять лет империю преследовали неурожаи из-за нехватки рабочей силы и болезни из-за разрушенных больниц. Еды не хватало, поэтому бедняки не брезговали грызунами. Все большее число назаров пускалось в бега из родных мест; самые отчаянные сбивались в шайки, устраивали набеги на маленькие деревушки по берегам. Кто-то из них принес за собой болезнь, которую Эндрос прежде не знал. Мор шествовал по северным землям, оставляя после себя пустые деревни, отчаявшиеся города, разруху и плач.
Зараза не миновала и неприметного поселения, спрятанного на лесной окраине у самой границы Диких земель. Жители называли это место не иначе как Убежищем.
Едва поползли первые слухи о болезни, старейшины Убежища под угрозой изгнания запретили покидать пределы поселения, обязали всех мыться каждый день и кипятить питьевую воду. Но эти меры оказались тщетны: зараза уже проникла внутрь и через три дня после первого заболевшего охватила все поселение. Поначалу больных помещали в дровяной склад, но вскоре там не оказалось свободных мест, и заболевшие оставались дома, где за ними не было должного ухода. Рук не хватало, и те, кто был в силах, трудились день и ночь, не разгибая спин…
— Мама! — вновь простонал мальчик, отчаянно цепляясь за руку покойной.
Его отец, стоявший рядом, судорожно сжал ладони. Кулаки у него были огромные, как и рост, и разворот плеч — он был южанином по крови, диким на вид из-за густой черной бороды, закрывавшей нижнюю половину лица. Медленно раскачиваясь из стороны в сторону, он с тоской смотрел на свою жену. Огонек лучины дрогнул, и тень от ресниц покойной затрепетала — на миг показалось, будто она улыбнулась. Страшная болезнь не тронула ее лица, оно осталось таким же прекрасным, как при жизни: высокий лоб, изящные скулы, тонкий нос, маленький аккуратный ротик, росчерк темных бровей и удивительные глаза, раскосые, как у всех назаров. Черные при жизни, теперь они были закрыты… Пусть так: лучше сохранить в памяти смеющийся взгляд, чем остекленевшие зрачки.
Мальчик зарыдал пуще прежнего. Отец, точно очнувшись от забытья, посмотрел на сына со щемящей сердце нежностью. Тот был мал ростом и худ настолько, что сквозь тонкую сорочку торчали острые лопатки. Темные жесткие волосы закрывали шею, падали на глаза — пора было стричь, но кто станет беспокоиться об этом в такое время?
Тронув сына за худенькое плечо, отец сказал:
— Пойдем на улицу.
Мальчик дернулся, сбрасывая родительскую руку.
— Тут душно, — настаивал отец, взлохмачивая сыну непослушные вихры на затылке.
Мальчик упрямо мотнул головой, освобождаясь от заботливой руки и продолжая всхлипывать в одеяло.
— Сантар! — укоризненно промолвил отец.
Мальчик метнул на него злобный взгляд. Он походил на мать хрупким телосложением, но южная кровь тоже давала о себе знать — зачернила брови, округлила глаза. Прежде отец гордился этим, но сейчас вдруг пожалел.
Сантара пришлось уводить силой. Снаружи послышались голоса — мальчик, устыдившись своих слез, тщательно вытер щеки, прежде чем выйти на улицу.
— Давай отведу тебя к Чэн-Ку, — предложил отец.
— Не надо! Сам дойду, — буркнул Сантар.
— Я провожу…
— У тебя еще много дел! — выпалил Сантар и сорвался прочь, в темноту.
Отец проводил его взглядом и вернулся в лазарет: тела умерших вместе с простынями полагалось незамедлительно сжигать.
***
Сантар бежал, пока не выбился из сил. Остановившись передохнуть, он вытащил из-за пазухи длинный грубый шнурок, с непривычки натерший шею. На шнурке висел крупный горный хрусталь неправильной формы. Мама так любит это украшение…
Любила.
Сантар опять бросился бежать — мимо темных опустевших домов, мимо склада с провизией и сеновала… Он задыхался, но продолжал бежать вперед, пока не добрался до леса на окраине Убежища. Здесь стояли две сосны, сросшиеся стволами. Сантар лег на живот и, ловко извиваясь, пролез между крепких корней в узкую щель — глубокую нору, известную всем детям Убежища. Столько счастливых воспоминаний было связано у Сантара с этим местом! Ему казалось, что здесь можно спрятаться от страшных костров, грязных одеял и мерзкого сладкого запаха, витающего над ними… Сантар свернулся калачиком и закрыл глаза, отчаянно пытаясь забыться.
Вдруг его чуткий слух уловил среди привычных звуков посторонний шум. Кто-то крался в ночи, держась в тени пустых домов и неумело пытаясь скрадывать шаг. Но Сантара, приученного к охоте в диком лесу, не так просто было обмануть. Он осторожно выглянул из-за переплетенных сосновых корней, пытаясь понять, враг ли это и насколько он опасен.
В тени домов вырисовывалась приземистая фигура. Сантар подобрался, но тут незнакомец, споткнувшись и ойкнув, ступил на освещенные луной участок.
— Санта-ар! Ты где? — раздался жалобный голос.
Мальчик с досадой поморщился. Надо же было испугаться, и кого?.. Соседской девчонки!
— Чего тебе? — недовольно зашипел он.
Маленькая девочка, ниже Сантара на целую голову и младше на три года, пролезла сквозь корни; в норе сразу стало тесно.
— Чего тебе? — повторил Сантар.
У девочки задрожали губы. Мысленно дав себе подзатыльник, мальчик умерил тон:
— Ночь на дворе! Почему ты здесь?
— Я видела, как ты бежал, — шмыгнула носом девочка.
'Вот отчаянная! — подумал Сантар. — Не побоялась сбежать из дома!' Впрочем, отваги ей и в самом деле было не занимать. Малышку звали Райхана, и, несмотря на юный возраст, она всегда доставляла уйму хлопот окружающим.
— А где Кит и Жен? — спросила девочка.
Сантар вспомнил вечно смеющегося семилетнего Кита и тринадцатилетнюю назарку Жен с длинными, аж до колен, волосами.
— Кит отошел к духам прошлой ночью, Жен — сегодня утром, — не стал обманывать он.
— А теперь… мы? — спросила Райхана; голос ее прозвучал неестественно высоко.
Она порывисто привстала и расцарапала локоть о торчащий корень. Сантар потянул носом — в пещерке было темно, но запах крови резанул ноздри.
— Дай перевяжу, — вздохнул он, отрывая край своей сорочки.
Райхана завозилась, подползая ближе.
— Там новые костры… Твоя мама умерла, да?
Сантар сжал зубы так, что у него свело челюсть, а Райхана спокойно протянула руку для перевязки:
— А меня к маме попрощаться не пустили. И к папе тоже.
'Даже не плачет' — отметил Сантар. Райхана рыдала, лишь когда хотела привлечь к себе внимание.
— Я рада, что им больше не больно, — с пугающим равнодушием добавила девочка.
— Зато твой дядя жив! — напомнил Сантар.
— При чем тут дядя? — неожиданно разозлилась Райхана, вырывая руку.
Сантару стало ее жаль. В конце концов, у него остался отец, а вот Райхана потеряла сначала двух старших братьев, потом отца, а последней — мать…
Словно угадывая его мысли, Райхана всхлипнула, глухо, по-настоящему. Сантара погладил ее по голове.