Алина чуть подалась вперёд, пошире открыв свои и без того свои большие, немного мультяшные голубые глаза, что-то высматривая во мне, она даже нахмурилась немного, и я поддёрнул голову вверх, чтобы ей было удобнее меня рассматривать, глядя в ответ на неё так, как всегда это делал, с нежностью и любовью, и она понемногу успокоилась.
— Не забудь прибрать после себя в ванной, — она вышла в коридор, потом свернула в свою комнату и принялась там чем-то шуршать, куда-то собираясь и потеряв ко мне интерес.
— Хорошо, — я встал и в одних трусах прошлёпал умываться, выключив наконец-то затрезвонивший будильник, — приберу обязательно.
— Надеюсь, — донеслось мне в спину, и я закрыл дверь, включив воду. Вода у нас становилась нормальной не сразу, горячая вначале текла чуть тёплая, холодная тоже, потому что трубы в подвале висели без всякой изоляции, открытые всем ветрам из открытых продухов, нужно было немного подождать, и я опёрся руками о раковину да подался вперёд, рассматривая себя.
Из зеркала на меня смотрел молодой мужик лет двадцати семи, мне столько и было, с нормальной мордой лица, среднего роста, но с широкими плечами — спасибо плаванию в школе, с мощными ногами и руками, спасибо каратэ в те же годы, и с крепко сбитым телом — спасибо самбо в институте. А, и ещё кулаки у меня были, слава богу, с голову шахматиста, да и пользоваться я ими тоже умел.
Потом-то, конечно, я всё это дело резко забросил, потому что нельзя же заниматься рукомашеством и дрыгоножеством только ради своего удовольствия, у меня же семья и работа, в самом деле, а сутки не резиновые, но иногда очень по всему этому делу тосковал, стараясь никому не показывать.
Но тело ещё не забыло нагрузок, да и на заводе я в основном не в кабинете сидел, а носился по цеху, как электровеник с педалями, хотя этого было откровенно мало, но всё же это было лучше, чем ничего.
По коридору звонко простучали каблучки, я дёрнулся, схватил пену для бритья, но дверь отворилась и я не успел.
— У нас, вообще-то, счётчики, — сообщила мне Алина, протянув руку, чтобы снизить напор, — и поменьше брызг, Даниил, — она назвала меня полным именем, что было явным признаком неудовольствия и раздражения, — все мои вещи должны быть сухими, понял? В конце концов, оставлять после себя чистоту в туалете и ванной — это ведь так несложно, правильно?
— Правильно, — кивнул я, попытавшись улыбкой оправдаться, хотя было бы в чём, я ведь и не сделал ещё ничего, только воду включил. — Чистота — залог здоровья, порядок прежде всего!
— Ладно, — сменила гнев на милость она, — я ухожу, приду поздно. Если что, меня не жди, обязательно принимай душ и ложись спать. Поесть — сам, всё сам. Всё, пока!
И она, помахав мне пальчиками в воздухе, развернулась на месте и, сделав несколько изящных шагов, как по подиуму, вышла из квартиры, закрыв за собою дверь, а я ещё раз порадовался, какая она у меня красивая и как мне с ней повезло.
Потом я, подумав, чуть увеличил напор воды, что я, в самом деле, на помыться себе не заработаю, и принялся за дело. Бритва, хоть и одноразовая, хоть и брился я ею уже несколько раз, всё ещё была в порядке, я и не порезался, и обскоблил себя нормально.
Потом я начал искать своё мыло и вот тут, натурально, завис. На прежнем месте его не оказалось, а искать среди бесчисленного множества Алининых пузырьков, ярких баночек, флаконов и тюбиков — глаза разбегались, да и стремновато как-то было, ей-богу.
Интересно, вдруг пришла мне в голову шальная мысль, не моя это была мысль, совсем не моя, вдруг у нас ребёнок появится — что тогда? Мы ведь живём вместе уже несколько лет, должен же он когда-то появиться? Что тогда будет со всеми этими баночками и тюбиками?
Хотя, и тут неожиданное, внезапное, совсем мне не свойственное, раздражённое и злое озарение ткнулось в голову — какой ребёнок? Ты с ума, что ли, сошёл, Даня?
Ведь все твои разговоры на эту тему тут же обрубались, ты что, не помнишь, что ли? Хотя занимались мы этим, от чего дети рождаются, часто, это она любит, хотя и тут у нас идёт игра в одни ворота — я пыхчу, стараюсь, потею, она же позволяет мне это делать и контролирует процесс, и нет в этом процессе места возможным детям.
Это чего получается, вновь мелькнула в голове мысль, это я должен до своей старости, до конца сил, до самой смерти, только на неё любоваться и только её обеспечивать? Вся моя жизнь — она вот сюда уйдёт, да?