И даже эта хвостато-полосатая сволочь, что под конец решила показать себя, возмущённая таким нескромным любопытством, он ведь выскочил к ней на прощание, с рёвом и рыком, скаля зубы и во весь рост, так вот, он как выскочил, так и обратно заскочил, ничего не добившись.
И ещё, я ведь тоже кое-что про неё понял, это ведь в две стороны работало, пусть и не сильно, но понял. И что сильна баба Маша, и что мало чего она боится, и много чего умеет такого, о чём и подумать-то нельзя, и ещё, самое главное, что она больше косит под старушку, чем ею является, просто жить ей вот так удобнее, взглядов и разговоров меньше, старушкам же многое прощается, а возможностей для своих дел куда как больше.
— М-да, — наконец протянула она озадаченно, отведя от меня глаза и уставившись куда-то в темноту, начав при этом чуть слышно бормотать себе под нос, — дела. И не то, что невовремя всё, слишком быстро просто. А с другой стороны — это даже хорошо, ведь если медленно, если постепенно, как и должно быть, так ведь его Алинка снова обратала бы, к гадалке, гм, не ходи, обратала бы.
Она рассуждала сама с собой, не обращая внимания на меня, и я решительно кашлянул, прерывая её.
— Может, объясните хоть что-то, баба Маша?
— Объяснить? — и она уставилась на меня своими цепкими глазами, — за пятнадцать минут? Перед пожаром? Хотя да, тут ты прав, наверное, что-то объяснить надо.
— Почему за пятнадцать минут? — не понял я, — и почему перед пожаром?
— Потому что бежать тебе надо, Даня, — усмехнулась она, глядя на моё удивление, — а пожар — так ведь всё в квартире уничтожить нужно, для твоей же пользы нужно, да и заведено так исстари, уходишь на новое место — старое жги — не жалей, чтоб некуда вернуться было, чтобы все свои беды и горести, всю неудачу свою в прощальном огне уничтожить, чтобы от жизни старой одно лишь только пепелище осталось, понял меня?
— А Алина? — идея с пожаром мне неожиданно понравилась, — воля ваша, баб Маша, но я бы с ней поговорил, слишком много у меня к ней вопросов накопилось, да и невежливо как-то, жена же вроде. Да и не хочу я никуда бежать, пусть она и бежит! Моя квартира-то, мне ипотеку за неё ещё платить и платить!
— Ты сейчас Алинке в подмётки не годишься, — отрезала она, — дури в тебе много, а понимания нет совсем. Заворожит она тебя, заморочит, даже на глаза не показываясь, а потом захомутает лучше прежнего, не соскочишь, не сомневайся. А если упрёшься, если будет хоть тень неудачи, так она подруг своих кликнет, они по звонку тут минут через десять уже окажутся, и вот тогда у тебя шансов не будет совершенно, обложат со всех сторон, да и поймают, не сомневайся. Тебе бы лет пять спокойных, в месте укромном да потаённом, силу свою осознать, вот тогда да, вот тогда весь их ковен соваться к тебе бы уже поостерёгся, а так нет. Да и нужен ты им, не отстанут они от тебя, искать будут. Алинка, чтобы ты знал, это не просто так, ты для неё большая удача, самая большая в удача в её паскудной жизни, что присосаться к тебе сумела, под себя подмять, и за твой побег её не простят, нет. С самого начала ты уже был не её личная собственность, пусть она и есть твой единственный владелец.
— Что-то путано пошло, — с сомнением посмотрел я на бабу Машу, — какие-то мысли вслух. Давайте по порядку, самое важное обрисуйте только, как с дураком, а с Алинкой я и сам разберусь.
— Разберётся он, — хмыкнула баба Маша и тут же рассердилась всерьёз, — не вздумай, Даня! Не вздумай, понял⁈ Она для тебя сейчас опасней кобры, а ты для неё всего лишь лягушонок несмышлёный!
— Хорошо, — не стал спорить я, время-то шло, — но просто слова — они ведь не работают. Вы объясните, почему так, а я и проникнусь, обещаю.
— Наверное, — кивнула она, — да. Ну ладно, вот тебе моё первое объяснение: считай отныне, Даня, что ты в сказку попал.
— Нормально так, — в задумчивости пожал плечами я, — думал, хуже будет. А какую? Русскую народную?
— Блатную хороводную! — и моя голова дёрнулась от мощного подзатыльника, этим своим глупым вопросом рассердил я бабу Машу всерьёз, непонятно только с чего именно. — Или ты думаешь, что на земле, кроме вас, не живёт больше никто? Или раньше не жил? Или что у вас фантазия самая богатая? Так ты тогда вон туда, на тот берег глянь, к нашим рисовым братьям, только осторожно глянь, потому что если без осторожности, то рассудок сохранить сумеешь едва ли, а после забейся в самую глубокую нору, дух перевести, если всё же осмелишься, мой тебе совет!