— Так ты у нас, значит, финансист? — спросил я, обходя машину по кругу и копя злость.
— Лепрекон я, — развёл руками Кеня, пытаясь при этом заглянуть мне в глаза, — разве ж вы, ваше сиятельство, сами не видите? А ведь я знатного рода, чистой линии, из самой Ирландии, и золото — вот в чём я силён! Золото — моя страсть, мой смысл и моя жизнь!
— Да ладно, — удивился я, никогда же ирландцев не видел, да и лепреконов тоже, — прямо-таки оттуда? А как тебя сюда занесло, или у нас тут своего дерьма мало?
— Хе-хе-хе, — тут же закатился дробным смешком Кеня, — шутить изволите, ваше сиятельство! А только оказался я здесь волею судеб, только так и никак иначе! Но, если изволите знать — я ведь сначала отплыл со своей чудесной родины в тот удивительный город, что стоит в Азии на перекрёстке всех торговых и морских путей, но вскоре вынужден был эмигрировать севернее, слишком жестока там была конкуренция, дикие края и дикие люди, что с них взять, да и климат мне тамошний не подошёл. После, стало быть, уже в Поднебесной, когда стали там воробьёв всем государством гонять и прочие непотребства учинять, счёл я за лучшее переехать сюда, за реку и скажу вам так, ваше сиятельство, что это было правильное решение! Тихо тут, тихо и спокойно, а золото, чтобы вы знали, тишину любит больше всего и…
— А звать-то тебя как? — перебил я его болтовню, хватит уже, накопил я злобы, настала пора приступать к делу. — Что за имя такое — Кеня?
— Так Коннор же, — пожал плечами тот, — но в этом моём нынешнем местожительстве было бы странно мне именоваться полным именем, это вызвало бы вопросы и ненужное внимание, вот и пришлось нам с братом…
— А брат у тебя почему такой? — мне стало по-настоящему интересно.
— Так клурикон же! — со вздохом сожаления ответил Кеня, — всегда пьян и угрюм, и ничего ему не надо! Исстари так заведено у нас, с начала времён это тянется, но у настоящего лепрекона всегда должен быть брат, и не знает никто уже, наказание это наше или наша награда! Завистники и клеветники, коих у нас немало, глупый слух пустили, что именно у клуриконов совесть наша хранится, одна на двоих хранится, но только враки всё это, ваше сиятельство, враки и наговоры.
— Хорошо, — прервал я его, — всё с вами понятно. А это что? Не было же?
С этими словами я ткнул пальцем в помятый капот и пробитую лобовуху.
— Это, изволите ли видеть, производственный эксцесс, — виновато развёл руками Коннор, — а если быть совсем точным, то эксцесс исполнителя! Снимал брат мой с другой машины двигатель, да с пьяных глаз и уронил его на вашу, прощенья нижайше просим. И брат будет за то наказан, лично накажу, и деньгами и физически! И исправим всё, тут сомневаться даже не думайте, лучше новой будет!
— А это, — и я показал пальцем на засранную птицами крышу, на засиженный другими мелкими животными салон, да там и собака спала раньше, та собака, что на цепи сейчас сидит, на какие-то грязные тряпки на сиденьях, на выпотрошенный бардачок, на заляпанную и изгвазданную обшивку потолка, ведь даже потолок извозить в грязи умудрились, сволочи.
— Э-э, — поискал слова Кеня и быстро их нашёл, гад такой, — вы про этот некоторый, скажем так, производственный и в чём-то даже творческий беспорядок? Так ведь не будет его, время только дайте, и не только что пылинки лишней, а даже и запаха не останется! Точнее, останется, но то будет приятственный запах новой машины, с лёгкими нотками цитрусовых и морского бриза в послевкусии, уверяю вас!
— Нет, — покачал я головой и вцепился взглядом ему в глаза. — Я про то, Коннор, что наказание без вины редко бывает. Вот если бы ты всё сделал, как обещал, если бы ты не хамил мне, причём с удовольствием хамил, знал ведь, сучок такой, точно знал, кто я такой и почему на привязи, ты ведь прямо лоснился от счастья, что шпынять меня можешь и ничего тебе за это не будет, так вот, если бы не это, то я сегодня про тебя даже и не вспомнил. Но ты начал дёргать тигра за усы, Коннор, а ведь ты, если не врёшь, в Китае жил и потому должен знать, что нельзя так делать, даже с мёртвым тигром нельзя!
— Так ведь продать хотела Алина Васильевна мне машину вашу, — пробормотал Кеня, — на запчасти продать! Кто ж знал, что так всё обернётся?
— Продать? — удивился я, — после того, как я всю кредитку свою втихую от неё выгреб и тебе отдал? Как это понимать?