И взвыли при виде меня все мои невольные гости, и стали они, подбадривая друг друга, высказывать мне своё недовольство, пугать даже начали, мороки какие-то наводить, но мне стало смешно, и жалко даже их почему-то стало, вон, какие испуганные глазёнки таращатся из-под палых листьев, да и не почувствовал я в них зла, обиды там было больше, искренней такой, детской, непонимающей, ведь за что ты с нами так, ведь мы хорошие, мы помогаем, у нас ведь столько дел!
Но объединились они против меня, и чувствовали себя в своём праве, а потому распалялись всё больше и больше, тряся в мою сторону маленькими кулачками, пока я, вспомнив заветы бабы Маши и не давая этому огню разгореться, не начал их стращать. Не в полную силу, не дай бог, в панику впадут, но начал, чтобы замолчали они, чтобы затихли, чтобы начали слушать.
И слова мне были тут не помощники, не люди это, не поймут они словесных угроз и похвальбы, а потому я сначала затопал на них ногами, вот как в детском саду топают друг на друга, так и я затопал, потом зарычал по-звериному, негромко так, показав свою сущность ровно настолько, чтобы им хватило, потом зашипел по-змеиному, подавляя чужие вопли, и настали у меня во дворе тишина и порядок.
Самое сложное было не улыбнуться, не испортить всё улыбкой, мигом же почуют, но я справился, и уселся в кресло перед ними, как царь-во-дворца уселся, крепко так и основательно, и поднял свою правую руку перед собой ладонью вперёд, чтобы привлечь внимание и призвать к тишине, но лишнее это было, и так здесь даже ветер листьями не шуршал, тихо тут было, и смотрели все только на меня.
— Ну что, — сказал я, дав себя всем рассмотреть, — кто старший, иди сюда. Знакомиться будем.
Глава 11
Я сидел на уцелевшем садовом кресле, спокойно откинувшись на его мягкую, полотняную спинку, и положил я расслабленно руки на подлокотники, и вытянул вперёд устало ноги, да невозмутимо ждал, рассматривая шевеление перед собой.
Чёрт его знает, откуда у меня взялась эта невозмутимость, ведь даже после всего того, что произошло со мной за последние сутки, после всех этих чудес, после предупреждения бабы Маши о попадании в сказку, всё равно, что-то я был слишком спокоен.
Скорее всего, так я вёл себя из-за того, что опасностью и злобой от них, от всего этого мелкого народа, не веяло, я глядел на них во все глаза и улыбался, и отдыхал душой. Весело там у них было, в этой куче, хотя нет, не то это слово, скорее как-то потешно, забавно, хорошо, по-доброму, или нет, всё не то, скорее волшебно там было, уютно, не могу объяснить, слов таких нет.
А потому торопить там никого я не хотел, мало ли, тем более что появилась у меня надежда на разговор. Большая-то половина этой сказочной мелюзги, конечно, принялась суматошно суетиться и галдеть, но вот вторая половина, меньшая, вот та основательно села в кружок и начала совещаться.
И выясняли они отношения долго, минут пятнадцать, и выходило это у них шумно, и таскали они друг друга за бороды, и понадобилось мне в течении этих минут пару раз ещё шикнуть на постепенно начинавшую сходить с ума оставленную без присмотра мелочь, по-змеиному шикнуть, добиваясь тишины и спокойствия, ну не могли они долго без руководства, и это хорошо ещё, что участок был большой, всех вместил, но зато потом, когда повернулась ко мне верхушка всей дачной нечисти, было у них уже всё решено.
— Здрав будь, — и со мной заговорил самый главный из выбранной старшей троицы, но рассмотреть я его не мог, было это что-то неуловимое, да и заговорил-то он со мной из самого близкого ко мне куста жимолости.
— Проявись, — приказал я ему и ткнул пальцем перед собой. — Сделай одолжение.
— Так ведь… — замялся он, — нельзя же! Ежели который человек домового узрит воочию, по желанию своему али по случаю, то сочтены дни земные его и нет ему спасения! К покойнику это в доме, примета верная!
— Мне можно, — уверенно отмахнулся я от этого предостережения, — так что давай. Разговор у нас будет важный, а потому я хочу видеть, с кем говорю. И вы двое, или покажитесь мне рядом со своим старшиной, или уматывайте в общую кучу.
— Твоя воля, — горестно вздохнули в жимолости, и через секунду метрах в трёх от меня возник сначала один шерстяной клубок, со здоровенную кошку размером, потом ещё два. — Князь!
Они, старшие эти, чувствовали себя очень неуютно, и не только из-за моего пристального взгляда, им вообще очень не хотелось выставлять себя на всеобщее обозрение, проваливаться из того мира в этот, ну да что делать, договариваться о чём-то с просто голосом из куста мне не улыбалось.