И я, не обращая внимания на крики и лай собак, легонько пнул носком ботинка эту образину:
— Идём!
— К-куда? — с усилием проталкивая человеческие слова через звериную пасть, спросила у меня тварь, всем своим видом показывая готовность подчиняться.
— В логово твоё, — объяснил я, внимательно наблюдая за всеми его ужимками, потому что начало оно юлить, не хотело оно вести меня к своему дому. — Или тебя здесь сжечь?
— Не н-надо! — содрогнулась тварь и, постоянно оглядываясь на меня, поползла куда-то вперёд.
— По открытым местам ползи, — предупредил я его, направляясь следом, — повода мне не давай.
— Д-да! — с готовностью закивало оно, — п-понятно!
И мы пошли через тёмный лес, и прошли немного, метров триста, а потом я увидел полянку, как по заказу полянку, лучше и не придумать, было там метров двадцать в диаметре чистой земли, без кустов даже, негде спрятаться. В центре полянки торчал широченный пень, высотой с табуретку, обрамляли полянку тёмные ели, светила с неба луна, пищали комары да гудели где-то там машины на трассе, в общем, это было то, что нужно.
— Вон туда садись, — показал я твари место метрах в пяти от пня, по ветру, чтобы не сильно воняло, да уселся на пень сам. — И без глупостей, понимаешь меня?
— П-понимаю, — ответила мне тварь и послушно поползла туда, куда показывал мой палец, — б-без глупостей.
— Короче, так! — не став ждать, пока она там угнездится да затихнет, начал я, хлопнув для привлечения внимания себя ладонью по колену, — не сжёг я тебя только потому, что переполоха в посёлке не хочется. Да и здесь тоже место не то, близко к людям, видно же будет, волноваться начнут. А потому! Вижу я, что не успел ты сделать ещё ничего плохого, и только от этого даю тебе шанс, но ты уж, будь добр, объясни мне, что ты такое, откуда взялось, и почему мне не стоит жечь тебя прямо сейчас. Начинай!
— Г-Григорий я! — тварь выслушала мою речь очень внимательно, она даже вытянулась в струнку, чтобы ничего не пропустить, — Григорий! Сторож я! Сторож!
— Григорий? — удивился я и снова внимательно его осмотрел, может, пропустил чего, — у тебя даже имя есть? И что же ты сторожишь, сторож?
— Есть, — с готовностью закивала тварь, — есть! Григорий! Дом сторожу! Дом! Вон там! Там! Много лет! А теперь тут почему-то! В лесу! В землянке! Тянет меня туда! А туда не пускает! Больно мне! Голодно! Жажда!
— Слушай, — протянул я, до меня начало что-то доходить, — а это не тебя, случаем, Саныч приголубил?
— Он! — подтвердил мои мысли Григорий, его прямо-таки затрясло от ненависти, хорошо всё же, что Саныч его не дождался, — он! Он виноват! Что я такой! Он!
— Подожди, — перебил я его, — давай разберёмся. Он виноват в том, что тебя убил, или он виноват в том, что ты такой?
— Во всём! — рубанул вонючей, чёрной рукой воздух Григорий, — он! Он один! Сволочь! Гад! Убил безвинно! Похоронил неправильно! Брёвнами заложил! Брёвнами! Слезинки не проронил! Как собаку!
— Да, — согласился я с большим сарказмом в голосе, но Григорий его не заметил, — убили, значит, невиновного человека, а потом просто похоронили неправильно, и он вместо того, чтобы как невинно убиенный в рай пойти, ну или там в навь, правь, кривь, кось, не знаю точно, он вместо этого по лесу тут зомбарём бегает и крови живой жаждет. Так, что ли? Не привидение безвредное, не дух бесплотный, не что-нибудь доброе и хорошее, а обязательно именно такая гадость, как ты?
— Так! — затрясся Григорий, пропал мой сарказм весь, да что ж такое, — так! Правильно!
— Могу помочь, — холодно улыбнулся я ему, — давай, сожгу тебя прямо здесь всего без остатка, уйдёшь без возврата, у меня получится. Согласен?
— Нет! — заорала тварь во всё горло, резко отпрянув назад, — нет! Не надо! Нет!
— Почему? — деланно удивился я, — и не дёргайся, а то сожгу без разговоров. Так почему нет-то?
— Не надо! — тварь распласталась передо мной на земле всем телом, не рискуя поднять голову, и забубнила куда-то вниз, — прошу, не надо! Боль там, мрак и отчаяние! Бездна боли! Нет возврата! Нет спасения! Ужас, прах и пепел! На вечные муки обречёшь! Меня! Не трогай! Отпусти!
— И что, — перебил я это бессвязное, полное беспросветного отчаяния бормотание, — это со всеми так, что ли? Или только с тобой? Брёвнами потому что заложили? Всего лишь?
— Не знаю, — выдохнула тварь, — не знаю. Да! Да! Брёвнами! Саныч! Он виноват! Он убил!
— Не ври, скотина, — укоризненным тоном сказал я, — ой, не ври! И отползи ты чуть подальше, воняешь же, сил нет!
Григорий послушно отполз, и мы немного помолчали, я в раздумьях, а он всё ждал чего-то, испуганно поглядывая на меня.
— А я ведь знаю, кто ты, — и меня осенило, — заложный покойник, вот кто! Слышал я это название где-то, слышал. Эх, жаль, телефона нет, связи нет, посмотрел бы точно!