- Не знаю. Нам сказали не пускать. Мы не пускаем, - ответил он, пожав плечами и доверительно посмотрев мне в глаза.
- Мы живем тут. Когда можно будет проехать? - спросил я, соврав. И испытал укол стыда за ложь, но тут же оправдывал себя тем, что мне было бы неудобно рассказывать настоящую причину нашей поездки. То ли это от того, что причина была слишком личной или потому что я боялся, что он предложит добраться до места пешком.
- Минут двадцать, - ответил он и почему-то добавил, - я сам не местный, я - Каскеленский.
Я снова улыбнулся, поблагодарив про себя парня за неожиданную откровенность. Потом развернулся и пошел обратно.
Когда до нашего автомобиля оставалось несколько метров, вереница машин вдруг дернулась, заурчала и пришла в движение. Видимо за те несколько секунд, пока я шел от полицейского к нашей машине, пришло указание снимать блокировку дорог.
Автомобиль дяди, не дождавшись пока я сяду, также дернулся вперед, подгоняемый нетерпеливыми водителями позади. Я на мгновение растерялся, не сообразив что мне делать дальше и что задумал мой нервный родственник. Может он хотел припарковаться, чтобы дать мне возможность спокойно сесть в салон. Или только отъехать чуть дальше, чтобы не злить ждущих позади.
- Да садись же! Что ты будешь делать?!! - услышал я громкий крик дяди.
Смутившись, я поспешил как можно быстрее вернуться в душный салон.
Через несколько минут мы подъехали к большому мусульманскому кладбищу, вплотную граничащему с жилыми домами поселка. Пять лет назад, когда мы провожали бабушку, между живыми и мертвыми была широкая граница. Но теперь два мира стояли вплотную, будто воюющие друг с другом войска, застигнутые посреди жаркой битвы.
Я отчетливо помнил место, где мы ее положили. В такой же жаркий, стрекочущий цикадами пыльный день, увлажненный лишь нашими слезами, когда мужчины заставили меня спуститься в яму и принять сухое одеревеневшие тело. Она была с головы до ног завернута в белую простыню, через которую я чувствовал холод ее бедер, живота, спины, а в памяти яркими быстрыми вспышками проносились воспоминания детства, когда будучи мальчишкой я обнимал и зарывался в ее некогда теплые и пышные формы, ощущая себя самым счастливым маленьким мальчиком на свете.
Мы положили ее у переднего края кладбища, перед холмом, совсем у развилки дорог. В широкой, с запасом, как минимум еще на троих, ограде, как об этом побеспокоилась моя практичная мама, с небольшим гранитным камнем на котором были вырезаны имя и даты, без фотографии - на новый мусульманский манер.
Я был уверен, что с легкостью найду ее. Но ошибался. Все было вокруг другое. Новые дома, новые могилы. Не было и развилки перед которой мы ее положили. Все пространство было застроено с одной стороны живыми, с другой - мертвыми, без всякого порядка и системы.
Я ринулся пробираться через плотный лабиринт могил, утопленных в зарослях высокой травы, жалея о том, что одел шорты и сланцы, теперь страдая от царапин и ожогов от крапивы и колючек. В том месте, где пройти было невозможно, я забирался на ограды, цеплялся за перила и перескакивал на соседние погосты, словно обезьяна, извиняясь перед лежащими за оказанное неуважение.
Среди них было много молодых девушек и парней, некоторые намного моложе меня.
- Что же с вами случилось, ребята? - спрашивал я их про себя. - ДТП? Несчастный случай? Болезнь? Убийство?
Прислушивался, словно в надежде услышать ответы. Вчитывался в надписи на камнях. Но потом решил, что так делать не стоит. Нужно оставить их в покое.
Занятый поисками, я ненадолго потерял из виду своих. Но потом заметил вдалеке у машины худую напряженную фигуру дяди. Он спрятался в тени и курил, нервно осматриваясь по сторонам. Я знал, что ему было все равно. Он только хотел побыстрее отделаться от надоедливых забот.
- Я найду каменщика. Он делал нам памятник. Там его двор. Он должен помнить, где нужное место, - услышал я голос матери откуда то со стороны домов.
Немного отдышавшись и вытерев с лица выступивший пот, я продолжил поиски. Обошел все могилы на том участке, где, как мне казалось, нужно было искать. Безуспешно. При этом в голову начали закрадываться темные мысли о том, что, возможно, какие-то подлецы сравняли могилу бабушки с землей, выкорчевали камень и ограду, и положили на освободившемся месте своих. От этих мрачных домыслов мне становилось не по себе.