— Нет, — уверенно ответила ветеринар. — Алан работает здесь всего несколько месяцев, но он знает правила. Правда, он не относился к числу тех, кто проявляет особое усердие, и вообще должен был уйти по меньшей мере полчаса назад.
Лейтенант Вуазен взглянул на часы: было 17 часов 30 минут.
— У него рабочий день кончался в семнадцать часов? — спросил он.
— Да. Но если можно было уйти раньше, он не заставлял себя просить.
— Похоже, Алан не был добросовестным служащим.
— У нас с ним были трудности. Он не очень старался.
— Он не устраивал вас?
— Это скорее вопрос его поведения. У него было много неприятностей, в частности в личной жизни, которые он топил в алкоголе. Или в другом.
— Он принимал наркотики? — спросил Коммерсон.
— В последнее время да, и много. Это делало его особенно агрессивным. Я много раз просила его остановиться, но это ни к чему не привело. Это должно было плохо кончиться…
— Что вы хотите сказать? — озадаченно спросил Вуазен.
Анни раздавила на земле свой окурок.
— Кто старается делать невесть что, рискует нарваться на несчастье, вот и все.
— Скажем так: поведение Алана не было нормальным?
— Он был одурманен наркотиками, это очевидно. Особенно сегодня днем. Но это не объясняет, почему он оказался в клетке…
— Может, галлюцинации?
— Может быть… Извините меня, я уже на грани нервного срыва, и, если вы во мне больше не нуждаетесь, я предпочла бы отдохнуть.
— Понимаю, — сказал Вуазен. — Кстати, вы знаете некоего Годовски?
— Эрика Годовски? Конечно, он орнитолог. Он работает в другой части «Мюзеума». А почему вы спрашиваете о нем?
Лейтенант Вуазен поскреб свой заросший подбородок. Потом пожал плечами, но его непринужденность была наигранной.
— Нам хотелось бы немного побеседовать с ним.
Леопольдина со вниманием следила за этим разговором.
Она не решалась сказать полицейским, что была свидетельницей перепалки между двумя ныне покойными, которая произошла меньше суток назад. Может быть, это просто какое-то зловещее совпадение? Во всяком случае, теперь, когда Алан мертв, чему бы это послужило? Что касается Эрика Годовски, то какое отношение имел он к смерти Аниты Эльбер? Этого сорокалетнего типа, всегда одетого в черное, с неухоженной бородой и мрачным взглядом, Леопольдина заметила в столовой. С огромными перстнями на пальцах и вечно в кожаной куртке, он, по правде сказать, вызвал у нее какой-то страх.
Алекс прервал ее мысли.
— Вот, это сейчас выпало у тебя из кармана джинсов.
Он протянул ей томик Ньютона.
— Спасибо, Алекс. Какое счастье, что ты оказался рядом!
Он переминался с ноги на ногу. Она почувствовала, что он хочет что-то сказать ей.
— Что, Алекс? Ты что-нибудь заметил? — всполошилась она.
— Ты можешь отойти в сторонку? Я кое-что тебе покажу, — сказал он, кивнув.
Они отошли. Убедившись, что никто за ними не наблюдает, Алекс вытащил из кармана конверт.
— Алан мне дал его сегодня утром.
В конверте находилось несколько засохших листиков.
— Что это?
— Не знаю. Он сказал: «Коли я люблю курить разный табак, я должен попробовать и это». Он курил его накануне вечером и, по его словам, никогда не чувствовал себя так хорошо.
— Откуда у него эти листики?
— Понятия не имею.
— Ты их не курил, надеюсь?
— Не успел.
— И ты думаешь, из-за этой гадости он отключился?
Алекс бессильно вздохнул. Он хотел бы, чтобы Леопольдина поняла сама, но, видимо, она знала Алана не так хорошо, как он.
— Слушай… Алан не любил животных. А хищников он просто боялся. И, можно сказать, никогда не приближался к ним.
— Ты подозреваешь, что его втолкнули в клетку?
— Я этого не знаю, но не думаю, что курево помешало ему видеть, куда он идет. Он никогда не вошел бы в клетку леопарда один. В этом я убежден.
Леопольдина вытаращила глаза:
— Но ты понимаешь, что говоришь, Алекс? Выходит, это преступление! Почему ты не сказал это полиции?
Казалось, Алекс оскорбился, что ему приходится оправдываться.
— С тем, что у меня было в кармане? Я не ненормальный! У меня уже были проблемы подобного толка… Я не хочу быть обвиненным в сообщничестве.
Леопольдина удрученно потерла виски. Уже несколько часов она чувствовала себя втянутой в какой-то хаотичный вихрь, в своего рода черную дыру. Она приняла решение.
— Ты отдашь мне этот конверт.
— Зачем? Лучше я его уничтожу. Так он не принесет мне вреда.
— Не может быть и речи. Я хочу знать, что за растение в нем находится.