Леопольдина уже не слушала скучный арифметический перечень, которым ее собеседник сыпал с энтузиазмом бойскаута. Она полистала буклет и, когда ей показалось, что он закончил делать обзор бухгалтерского итога своей компании, изобразив на лице ослепительную улыбку, повернула разговор в нужное русло:
— Больше всего меня поражает в «Оливере» невероятное число научных ассоциаций, которым вы оказываете финансовую поддержку.
Шеф по внешним связям с самодовольным видом поправил свой расписанный красивенькими цветочками галстук.
— Должен признать, что наш персонал очень гордится этим. Компания «Оливер» почитает за честь сотрудничать с ведущими учеными. Это отвечает нашей предпринимательской этике. Мы хотим примирить Научное общество и человека.
Леопольдина изобразила на лице восхищение таким красноречием и такими благородными принципами.
— Вы полагаете, что Научное общество и человек в ссоре?
— Естественно, не в прямом смысле этого слова, — ответил шеф по внешним связям, сосредоточенно теребя кончик своего галстука, — но мы думаем, что наука сознает свои обязательства в моральном аспекте. Наука должна служить человеку, а не наоборот. «Безответственная наука только разрушает душу», — говорил… э-э…
Он смущенно улыбнулся. Леопольдина как бы мимоходом закончила за него:
— Рабле. Так вот ради этого вы спонсируете симпозиумы Научного общества?
— Конечно. Мы думаем, что ученые, сплотившиеся вокруг Научного общества, содействуют тому, чтобы заставить задуматься, на что идут капиталовложения в науку. И особенно нас не оставляет равнодушными к их деятельности его разносторонний аспект. Пора исследовательской работе выходить из своего рода опьянения. В силу узости своей специализации она потеряла из виду глобальность своего объекта изучения. Ученые отрезаны от мира, они интересуются проблемами очень специфическими, пренебрегая реальным направлением в своих работах и, следовательно, своей ответственностью перед людьми. Вот это и есть именно тот этический подход к делу, который мы хотим поддерживать и стимулировать.
— Рискуя смешать в одну кучу астрофизику и изучение зодиака? Или биологию и восточные методы релаксации? — с иронией спросила Леопольдина.
Шеф по внешним связям начал явно проявлять признаки нервозности. Очевидно, эти вопросы были за пределами его компетенции.
— Как сказать… следует расширить свои горизонты… И потом, ни одна теория небесспорна, разве не так?
— И даже такие устойчивые теории, как дарвиновская теория эволюции?
Собеседник немного приободрился.
— В самом чреве научного сообщества уже свободно допускают, что теория Дарвина не объясняет всего. Мысль о естественной селекции не может считаться единственной в эволюции живого. Тем более что она вскормила опасные идеологии, такие как коммунизм и нацизм, например. В теориях Дарвина не хватает более нравственных и более человечных аспектов. Во всяком случае, они не соответствуют образу, который уже неразрывно связан с продукцией «Оливера». Мы со своей стороны поддерживаем стремление к необходимости свободы индивидуума. Это главное.
Леопольдина почувствовала, что пришло время пойти в наступление более открыто.
— А вы знаете, что среди акционеров «Оливера» фигурирует некий Тоби Паркер, при посредстве своего инвестиционного фонда «Истинные ценности»?
Шеф посмотрел на свою визитершу так, словно она вдруг заговорила на иностранном языке.
— Дело в том… что политика финансовых связей нашей компании не входит непосредственно в мою компетенцию…
— И что Тоби Паркер занимается некоторой деятельностью, весьма далекой от этических норм, такой как эксплуатация алмазных рудников, где рабочие вынуждены трудиться в унизительных условиях?
— Наука, к сожалению, требует денег. Это «нерв войны». Все источники финансирования — пожертвования.
— «Нерв войны», лучше не скажешь, — согласилась Леопольдина с наигранной непринужденностью. — А ведь Тоби Паркер охотно ведет свои дела с одним африканским диктатором, что, правда, нас не касается. В связи с этим я не сомневаюсь, что «Оливер» вовлечен в дело о дешевой вакцине, предназначенной для третьего мира?