— Понежнее, Орест Николаевич, понежнее... Сами знаете, любая машина любит ласку.
Что нравилось Еремееву в шефе, так это всегдашняя вежливость в сочетании с твердым характером. Капитан Сулай — полная ему противоположность. Ходит в неизменной застиранной гимнастерке, хотя все офицеры комендатуры давно уже сшили щегольские кители с золотыми погонами. На ремне фляга в суконном чехле. К ней прикладывается постоянно — у него болят простуженные почки, и он пьет отвар каких-то трав. Конечно, Сулай чекист божьей милостью: и чутье и хватка, мужик рисковый — этого не отнимешь. Но уж очень занудлив — чуть что не так, скривит презрительно губы: «Эх, ты, пианист!..» И чем ему пианисты досадили?
В сердцах Еремеев снова стал рубить буквы О. Пришлось заложить новый лист и начать все сначала.
«...Обстановка в Альтхафене характеризуется деятельностью хорошо обученной и материально подготовленной диверсионной группы «Вишну», названной по кличке ее руководителя, бывшего офицера германского военно-морского флота. Настоящее имя и биографические данные руководителя группы установить пока не удалось.
Особый интерес проявляет группа к осушительным работам, ведущимся на территории затопленного подземного завода по сборке авиамоторов. Так, в штольне «Д», где была установлена мощная насосная станция, 12 мая с. г. произошел сильный взрыв, выведший установку из строя, убиты два солдата, и тяжело ранен сержант из инженерного батальона. 20 июня такой же взрыв произошел в ночное время в другой штольне; человеческих жертв не было, но насосная установка уничтожена полностью.
Ликвидация группы «Вишну» чрезвычайно затруднена тем, что ее участники укрываются в весьма разветвленной сети городских подземных коммуникаций. Как удалось установить, система городских водостоков, представляющая собой каналы-коридоры, проложенные еще в средние века и достигающие местами высоты двух метров, соединена лазами и переходами с подземными промышленными сооружениями города, оставшимися частично не затопленными. Удалось установить также, что ходы сообщения проложены в подвальные и цокольные этажи ряда крупных городских зданий, в бомбоубежища, портовые эллинги и другие укрытия.
Таким образом, диверсионной группе «Вишну» предоставлена широкая возможность для скрытого маневра, хранения продовольствия, боеприпасов, оружия.
Борьба с диверсантами чрезвычайно затруднена отсутствием каких-либо схем или планов подземных коммуникаций Альтхафена. Тем не менее в результате засады, проведенной 14 июля с. г. оперативно-розыскной группой капитана Сулая в узловой камере портового коллектора, удалось захватить одного из членов банды «Вишну» живым. К сожалению, арестованный изыскал возможность покончить с собой до первого допроса. Личность самоубийцы не установлена. Акты вскрытия и судебно-медицинской экспертизы прилагаются...»
Еремеев еще раз отдал должное деликатности майора Алешина: «арестованный изыскал возможность...» Капитан Сулай непременно бы написал: «По вине лейтенанта Еремеева...»
«...Смерть наступила в результате асфиксии, возникшей вследствие попадания воды в легкие... Особые приметы тела: шрам на первой фаланге большого пальца левой руки, коронка из белого металла на 7-м левом зубе верхней челюсти, татуировка в виде небольшой подковы или буквы U чуть ниже подмышечной впадины правой руки...»
Еремеев раздернул занавески, открыл окно, выпустил жужжащих мух и закурил, присев на широкий подоконник. Внизу, во дворе, сержант Лозоходов ремонтировал мотоцикл. Ремонту он помогал разухабистой песенкой, которую напевал фальшиво и чуть гнусаво, но не без удальства и уверенности в своих вокальных данных.
— Заработались, товарищ лейтенант! — подал голос Лозоходов. — Все уже на обед ушли. Ешь — потей, работай — мерзни!
— И то верно! — согласился Еремеев, закрывая окно. Спрятал бумаги, запер дверь и сбежал, кружа по узкой лесенке, во двор.
После обеда Еремеев возвращался во флигель и стучал на машинке до вечера — часов до семи, — сдавал Алехину перепечатанные материалы и уходил со службы. Впервые с самого начала войны у него появились свободные вечера. Раньше, в партизанском отряде, на офицерских курсах, в разведэскадрилье, тем более здесь, в комендатуре, Орест никогда не мог знать, чем именно у него будет занят вечер — срочным поручением, нежданным дежурством или вызовом по тревоге. И еще одно обстоятельство в новой жизни Еремеева доставляло ему неизъяснимое блаженство: у него впервые была своя квартира, вернее, комната, которую он снимал у фрау Нойфель.
Сон Еремееву приснился скверный, один из тех кошмаров, что частенько стали будоражить его по ночам в: первый послевоенный год.
И в отряде, и в эскадрилье спал Орест крепко и почти без сновидений. А тут надо же такой пакости примерещиться... Будто бы вонзил Еремеев в большую рыжую крысу вилы и пригвоздил ее к земле. В последнем неистовом рывке пытается крыса дотянуться до пальцев, обхвативших виловище, и вот уже совсем близко страшные ее резцы, выпирающие из пасти U-образно. Орест тоненько закричал и проснулся. Разлепил веки, и в глаза ударила с подушки кроваво-красная буква U. Еремеев подскочил и ощупал наволочку. На бязевом уголке алела вышитая гладью метка — готическое U и рядышком разделенная складкой Z.
«Вот черт, привязалась проклятая буква!»
Ни энергичное бритье с пригоршней крепкого одеколона, ни полплитки шоколада, извлеченного из «авиационного запаса» и сдобрившего жиденький утренний кофе, не развеяли дурного настроения.
Едва Еремеев открыл дверь своего временного кабинета, как появился капитан Сулай с двумя бойцами. Солдаты покряхтывали под тяжестью ржавого исцарапанного сейфа.
— Принимай подарочек! — крикнул капитан вместо приветствия. — Начальство распорядилось просмотреть, изучить и составить краткую опись.
Сейф был вскрыт, видимо, уже на месте. Сулай на такие дела мастак.
Еремеев бегло перелистал папки с аккуратно подшитыми листками. Это был архив немецкой военно-строительной части при 12-м армейском корпусе за 1941-1942 годы. Того, что лейтенант надеялся здесь найти — схемы подземных коммуникаций Альтхафена, — в папках не оказалось, и Орест разочарованно запихивал документы в тесное нутро сейфа. Отчеты, сводки, планы, сметные ведомости... Вдруг в чужом иноязычном тексте промелькнули родные до боли названия: Видомль, Гершоны, Жабинка... Еремеев открыл титульный лист, перевел длинное название: «Отчеты о деятельности саперно-штурмовой группы «Бранденбург» при прорыве Брестского укрепленного района».
Отец!
Летом 1940 года семья командира пулеметно-артиллерийского батальона майора Еремеева перебралась из Забайкалья в Западную Белоруссию и поселилась в пригородной брестской деревушке Гершоны. Отцовский батальон вместе с инженерными войсками округа рыл котлованы и бетонировал стены дотов БУРа — Брестского укрепрайона. К весне сорок первого года некоторые из них, но далеко не все были построены, вооружены и заселены гарнизонами.
На одноклассников Орест смотрел чуть-чуть свысока. Еще бы — все они только играли в войну, а он знал самую настоящую военную тайну. Он знал, что, кроме настоящих дотов, замаскированных под скирды, сараи, избы, сооружались на виду у местных жителей ложные. С апреля 1941 года гарнизоны в дотах жили скрытно, ничем не обнаруживая себя днем. Обеды, завтраки и ужины доставляли им в термосах не сразу: сначала в открытую — в ложные доты, затем по замаскированным ходам сообщения — в боевые укрепления.
Отец почти перестал бывать дома. На Первомайские праздники он заскочил в Гершоны, захватил с собой сына.
Командирский дот «Истра» находился в трех километрах от деревни, почти у самой границы. Десятигранная железобетонная коробка по самые амбразуры уходила в землю. Окруженная рвом с водой, она напоминала средневековый замок, только без башен и висячих мостов. По крытой галерее они прошли метров пятьдесят и уткнулись в решетку, прикрывавшую вход в «сквозник» — специальный тамбур, как пояснил отец, отводящий от главной броневой двери взрывную волну. Отец открывал замок решетки, находясь под дулом ручного пулемета, чей раструб чуть заметно выступал из тыловой амбразуры. Тяжелая броневая дверь укатилась в щель стены на стальных роликах, и отец с сыном вошли в герметичную камеру — газовый шлюз, из которого два хода вели наверх, в правый и левый орудийные капониры, а третий — в полу — перекрывался крышкой люка. Через люк по узкому лазу можно было проникнуть в нижний этаж — подземный каземат. Туда они не стали спускаться. Там под толстенным бетонным массивом жили бойцы, человек тридцать, — гарнизон дота. Казарма сообщалась с небольшой столовой, туалетной выгородкой, радиорубкой; в одном из отсеков размещались электростанция, артезианский колодец и воздушно-фильтрационная установка.