12
Словечки эти — «столыпинский галстук» — бросил с думской трибуны депутат Родичев — один из лидеров кадетской партии, на которую Столыпин уже второй год вел планомерное наступление, отнимая у нее шаг за шагом возросшее политическое влияние. В Первой Думе кадеты составляли третью часть, во Второй — их состав уменьшился до одной пятой, в Третьей Думе — чуть больше десяти процентов. Этому падению было много причин. В народе кадеты утрачивали авторитет, поскольку вели себя уклончиво, болтаясь то вправо, то влево, тянулись к компромиссам.
Пытаясь компенсировать падение престижа, кадеты протянули было руку правительству, предлагая сотрудничество, но Столыпин, сделав сперва вид, что согласен сотрудничать, потом неожиданно отверг эту руку. Издав новый избирательный закон, он одним махом лишил кадетов половины и тех голосов, которые они еще имели, сразу низвел их до состояния третьестепенной политической силы.
17 ноября Родичев нанес ему за это ответный удар.
В этот день Столыпин выступил с двумя речами, и обе они были сильны, аргументированны и вызвали бурную овацию большинства. Он чувствовал себя победителем, и когда после Пуришкевича, как обычно изрекавшего страстные глупости, Хомяков предоставил слово Родичеву, только усмехнулся.
Как Столыпин и ожидал, Родичев в своей речи обрушился на полевые суды, на смертные казни и репрессии, на неуважение закона правительством. Это был тот старый мотив, который кадетская шарманка играла на каждом заседании. На правых скамьях шумели, перебивали, мешая оратору говорить, но он резким, скрипучим голосом покрывал этот шум:
— Я хочу сказать более… В то время, когда русская власть в борьбе с эксцессами революции видела только одно средство, один палладиум вашей победы — в петле… — Справа опять закричали, заглушая его, но он выждал, пока стихнет. — …которую господин Пуришкевич называл здесь «муравьевским воротником», а потомок Пуришкевича, быть может, назовет «столыпинским галстуком»!.. — рассчитанно усиливая голос, выкрикнул Родичев в создавшуюся тишину.
И тотчас на него обрушился бешеный рев. С криками «Во-он!», с поднятыми кулаками правые бросились к трибуне. Начался один из знаменитых думских скандалов. Пришлось вызвать полицию и очистить зал.
Конечно, Родичев подошел потом и лично у Столыпина просил извинения, конечно, позже он выступил и взял свои слова обратно. Ах, да бери их, не бери, а слово сказано, и сказано метко, прилипчиво. Газеты и журналы разнесли эту фразу по всей России, клеймя и унижая того, кто еще вчера был неуязвим в своем могуществе.
За оскорбление главы правительства депутат Родичев был исключен из Думы на пятнадцать заседаний. Но крылатое слово «крылатым» зовется не зря: вылетело — не поймаешь! Был слух, что брат Столыпина, журналист, собирается вызвать Родичева на дуэль, но не вызвал, одумался. Что проку? Слово пулей не убьешь… Был слух и о том, что Петр Аркадьевич впал в тяжелую депрессию, умолял будто царя отпустить его с богом, царь, как личное одолжение себе, попросил пострадавшего остаться на своем посту, обещая неизменную поддержку во всем.