Поезд наконец показался.
Дубровинский — «Иннокентий» — еще издали увидел Ленина. Охваченный беспокойством, спрыгнул на ходу, не дождавшись остановки, и быстро подошел. Ленин, улыбаясь, протянул руку.
— Владимир Ильич, зачем вы ходите на станцию? — упрекнул Дубровинский, здороваясь.
— Ничего, здесь спокойно!.. — ответил Ленин.
— Нет, не обнадеживайте себя! — сказал Иннокентий, сходя с перрона и оглядываясь. — Сейчас не шестой год! Все меняется, Владимир Ильич! Вот это приказано размножить для финской полиции… — Он дал Ленину маленькую, размером в визитную карточку, книжечку, сложенную гармошкой, — пособие для филеров. Она содержала десятка два фотографий. На первой же странице Ленин узнал свой портрет, правда старый, еще «искровских» времен, с длинной бородкой.
— Не узнают! — покачал головой Ленин, имея в виду упорное нежелание финской полиции узнавать русских революционеров по фотографиям, рассылаемым охранкой.
— Это может быть до поры до времени! — возразил Иннокентий. — Ходят упорные слухи, Владимир Ильич, что правительство введет войска в Финляндию. Стало быть, и агенты охранки, и прочие прелести…
— Вот как? И что же, эти слухи подтверждаются реальными фактами?
— Во-первых, на границе полным-полно казаков. И все новые эшелоны прибывают. Это я сам видел. Во-вторых, есть верные сведения, что министерство внутренних дел секретно запрашивало правительства Швеции и Норвегии, как они отнесутся к тому, что русские войска будут введены в Финляндию. Те якобы не возражают, попросили только их загодя предупредить…
Ленин внимательно выслушал Дубровинского и некоторое время шагал молча, глядя на гладкую, укатанную дорожку.
— Вряд ли! — сказал он наконец. — Конечно, нет такой глупости, на которую наше правительство не было бы способно, но эта, мне думается, превосходит его возможности. Не осмелятся! Казаков перевели по двум причинам, вполне понятным. Казак в сущности мужик. И когда его гонят усмирять мужика же, он может задуматься в нежелательном для царского правительства направлении… Казачество пока главная их опора. Поэтому их стараются держать поближе к Питеру. Рабочие — другое дело… Вторая причина — желание напугать финский сейм возможностью оккупации. Для того же и секретные запросы к шведам. Зная, что шведы немедленно раззвонят об этом! Задача, по-видимому, запугать, лишить воли — и как альтернативу — предложить усилить репрессии против русских революционеров. Подчинить финскую полицию охранке. Вот это уже реально… Но и для этого нужно хотя бы какое-то время!
— А вы знаете, что и в Гельсингфорсе, и в Або уже полным-полно русских шпиков? В Куоккале они уже открыто хозяйничают!
— Здесь пока мы их не видели!
— Будут и здесь!
— Ну, посмотрим! Пока здесь можно держаться. Как вы с Богдановым? Ладите? — спросил он вдруг, резко меняя тему.
Дубровинский пожал плечами.
— Александр Александрович удивительно эрудированный и образованный человек всесторонне…
— Сие нам известно. А все же?
— Работать с ним приятно, конечно, но бывают несогласия. Вот прямо на днях… Из-за того материала, который мы с вами решили не давать. Смотрю — стоит в номере. Как так? Оказывается, он его слегка поправил, по существу ничего не изменил и — тихой сапой! Я, конечно, — прочь! Два дня не здоровался, не разговаривал, в глаза не смотрел. Туча тучей!
— Да, тучей ходить он умеет! Сие нам тоже ведомо… — сказал Ленин. — Не знаете, пишет он свою философию?
— По слухам, отправил в издательство рукопись. Не знаю, что уж он там написал…
— Можно догадаться… — Ленин нахмурился. — Ну что ж, почитаем!
Дубровинский промолчал, думая, как начать разговор о том главном, ради чего он и приехал сегодня, что явится, в этом сомневаться не приходилось, сильным и болезненным ударом для Ленина.
— Почитаем… — повторил Ленин задумчиво. — Если живы будем… — добавил он, поглядев на Дубровинского, и улыбнулся грустно: — Как думаете, товарищ Иннокентий, доживем?
Дубровинский вздохнул:
— Есть одно важное дело, Владимир Ильич!..
— Какое — догадываюсь! — отозвался Ленин.
— Надо вам уезжать, Владимир Ильич!
Ленин снова долго молчал. Потом глухо проговорил:
— Это пусть решает ЦК!
— В том-то и дело, Владимир Ильич, что ЦК уже решило вчера. Ваш отъезд признали необходимым. А без вас оставлять здесь редакцию нецелесообразно. Значит, «Пролетария» тоже за вами! За газетой охотятся, придется бегать, а много ли на бегу сделаешь!