Лидер октябристов Гучков в своем докладе по поводу сметы военного министерства осмелился критиковать эту традицию, как устаревшую и вредную. Выступление его произвело в Думе фурор, но сильно разгневало царя, посчитавшего это личным для себя оскорблением. Царь вообще обладал одной странностью, свойственной зачастую людям слабым, но самолюбивым до крайней степени: он ненавидел именно тех, на кого единственно мог опираться в тяжелую минуту. Так, например, он терпеть не мог Гучкова, и все, кто хоть сколько-нибудь были близки этому искренне желающему спасти монархию деятелю, немедленно впадали в решительную немилость при дворе. Столыпин предполагал, что государь непременно будет говорить о Гучкове, возмущаться его речами, и всю дорогу до Царского Села обдумывал, в каких именно выражениях и как именно следует отвечать на это.
Дежурный флигель-адъютант Нарышкин, которого Столыпин помнил еще в пажах весьма шалопутным малым, шепнул ему, что у государя сейчас находится Распутин.
Столыпин почувствовал сильное искушение повернуться и уйти, сославшись на внезапную сердечную боль. Он понимал, что присутствие этого странного фаворита в царском кабинете именно в то время, когда назначено время для доклада председателю совета министров, отнюдь не случайно!
Это сделано нарочито, обдуманно, и многое зависит от того, как поведет себя он, Столыпин, в этой щекотливой ситуации.
О Распутине говорили много и говорили разное. Он умел заговаривать кровь. Для наследника, страдающего гемофилией, он был таким образом как бы спасителем. Он обладал, по-видимому, кроме того, сильным и мгновенным гипнозом, превосходя знаменитого Фельдмана. Имел, как видно, огромную силу воли, такую же огромную жизненную энергию. Умел увлечь и заворожить собеседника. Передавали за верное, что он есть орудие графа Витте. С его помощью опальный глава правительства якобы пытается вернуться к власти. Последнее было, скорее всего, чьей-то ложью.
Но не сам же царь отыскал его в сибирской глуши и, взяв за ручку, приблизил к трону? Появление его было странным, таинственным, пугающим.
На днях через интимноблизких царю и царице людей Столыпин передал почтительнейшую просьбу: не принимать более Распутина во дворце. Александра Федоровна, возражая на это, гневно воскликнула:
— Да что же это такое? Неужели мы не можем принимать у себя тех, кого хотим? С какой это стати правительство смеет нам указывать?
Царь же, по своему обыкновению, вообще ничего не ответил.
Столыпин понял, что сегодняшнее присутствие Распутина на приеме — его ответ.
Впрочем, колебался он не более секунды.
Тут же подавил искушение, спокойно, как обычно, попросил доложить государю о том, что он здесь. Все еще теплилась надежда, что удастся избежать ненужной встречи, что государь примет его один, что Распутина выведут каким-нибудь другим, внутренним ходом…
Распутин был высок ростом, широк в кости, худощав и черен. Густая борода свисала клином. Глаза на узком смуглом лице были пристальны и ярки. Взгляд смущал и тревожил. В нем чувствовалась не то воля и глубокий, проницательный ум, не то хитрость и звериная, беспощадная сила. А быть может, и то и другое вместе. Не только ночью на глухой таежной дороге, но и днем на хоженой улице, средь людей, не хотелось бы с ним сталкиваться…
Широкая ладонь его была горяча и тверда.
— Как же не знать, отец родимый, Петру-то Аркадьича? Кого же и знать, как не ево? — задерживая руку Столыпина, сказал он, обращаясь к улыбающемуся царю — Первый человек среди верных, царю слуга истинная! Кабы таких поболе, тебе бы, отец, и заботы нету! Эх, да нету других, вот беды!.. И много, как глянуть круг себе, да все негожи! Один лишь единственнай орел правильнай!
Голос его был глубок и звучен, интонации сердечны. В нем и в самом деле есть опасное обаяние, подумал Столыпин, мягко высвобождая руку из сильных и крупных пальцев. Его охватили вдруг неодолимое отвращение и ненависть, каких он никогда ни к кому не испытывал.
— Много чести мне уделяете, господин Распутин, — пробормотал он, с трудом сдерживая себя.
— Многа? — воскликнул Распутин. — Нет, милай, дорогой, сердешнай мой! Всей чести на земле не хватит, чтоб за вашу заслугу воздать! Ведь в какое время восстал за царя-батюшку, какую силу окоротил! Нет, милай, заслуги твои велики, земной поклон тебе, родимай, за их.
Распутин остро проницательно поглядел ему прямо в глаза.