— Так прямо и дать? — удивился Яша.
— А как иначе-то?
— А… возьмут?
— Чего же не взять? — удивился, в свою очередь, швейцар. — Чай, деньги давать будете! Премного благодарен, ваше высокородие! Вы тово, приглядитесь и к кому помельче приступайте без опасения. Мелкие вас на крупного выведут. Вить как говорится-то? Бей сороку-ворону — добьешься и до бела лебедя…
Но тут Яша спасовал. Только зря рассовал трехрублевки по разным замызганным столикам. Гоняли от одного к другому, а ничего толком сказать не могли. Шепотом ссылались на какую-то «комиссию», которая там что-то у них ревизовала. Пока они копают, как объяснил Яше один из чиновников, ничего якобы сделать невозможно. Надо ждать.
— А сколько ждать?
Чиновник разводил длинными руками, закидывал голову, давая ясно понять, что пути господни неисповедимы.
Беда провинциалу в Санкт-Петербурге! Всякий немедленно угадывает его по нехитрому, растерянному виду, по простоте и недоумению во взоре, иные насмешливо думают при этом: «А, еще один гусь лапчатый пожаловал!»
Как всякий простачок с деньгами, Яша кинулся в первую очередь наводить на себя столичный лоск и в короткое время за немыслимо большие деньги превратил себя из немного смешного, но симпатичного провинциального увальня в фатишку-щеголя, над которым чиновники не то чтобы смеялись, но просто ржали ему в спину. В модном клетчатом пальто, в английском котелке, в ярко-желтых ботинках на толстой каучуковой подошве, да еще с обременительно-тяжелой тростью под мышкой, он действительно на глядящих со стороны производил незабываемое впечатление. Особенно дурацкий вид ему придавали усики-перышки по углам рта, которые он отпустил по совету модного парикмахера.
В роскошном холле у этого парикмахера Яша познакомился с молодым человеком в ловко сидящей на нем студенческой тужурке и с золотым зубом во рту. С первой минуты Яша ощутил к нему легкую неприязнь и охотно уклонился бы от дальнейших встреч и отношений, но молодой человек оказался прилипчивым. То ли он не замечал Яшиной холодности, то ли плевать ему на нее было. Он назвал себя графом Корецким, объяснил, что отец его — магнат, хорошо известный в Сувалкской губернии, что пребывает здесь по желанию отца, который непременно хочет, чтобы сын его закончил университет… Что до него, то ему этот университет надоел смертельно. Он туда и носу не кажет. Слава отцу небесному, в Петербурге еще есть места, где можно развлечься! Но вот беда, деньги отец высылает хотя и крупными суммами, но только раз в месяц. («Старый сквалыга хочет научить меня жить расчетливо! Меня, графа Станислава Корецкого! Ха-ха!») А он на днях проигрался в дым, вдребезги!
— В банке тридцать тысяч, ты представляешь? Господа, кто желает? Гробовое молчание. Могу забрать выигрыш, но черт бы побрал мой польский гонор! Господа, неужто же никто не рискнет? И вдруг от столика, где старикашки режутся в вист по копеечке, поднимается этакий лысенький грибочек в очках: «Позвольте карточку, мон шер ами… Ва-банк!» Выписывает чек, смотрю: Гиршман-банкир! Даю карты, кладу себе — я убит! А этот кровопивец берет себе спокойненько мой выигрыш и идет к своему столику доигрывать копеечный вист. Ирония! О матка боска! И я, я!.. Вынужден занимать на извозчика у лакеев, которые меня знают и потому дают охотно. Я же возвращаю с большим процентом!
Рассказывал он это напористым тоном, явно набиваясь в приятельство. И когда Яша под напором этой мягкой, но упорной воли рассказал о себе, Корецкий заявил небрежно:
— Все это пустяки, милейший! Пойдем со мною в игорный зал, я тебя познакомлю с нужными людьми, они тебе обделают все в два счета и единственно ради твоих прекрасных глаз. Голубчик мой! Люди общества помогают друг другу, это естественно. Поиграешь денек-другой… в буфете за чашкой кофе, за рюмочкой перебросишься парой слов с нужным человеком, вот и сделано дело!
— Не больше ли проиграешь, пока составишь такое знакомство? — возразил Яша, усмехаясь.
— А ты выигрывай! — живо возразил граф Корецкий. — То, что я рассказал тебе о себе, несчастный случай, катастрофа, извержение вулкана! Не подвернись этот Гиршман, я бы преспокойно ушел из клуба с тридцатью тысячами в кармане! — Он облизнул тонкие губы. — Да я и побольше уносил, случалось… Но что толковать? Карты — судьба! За кого они, тому и везет! И наоборот…
Так они поговорили и разошлись, но два дня спустя Стасик — так он просил себя называть — забежал к нему в гостиницу, предложил показать ему «самые шикарные места» и действительно затащил Яшу в кабаре, где после полуночи на сцене показывали «дьявольский шабаш», то есть непристойные танцы, все это в багровом свете, в дыму. Внизу, в погребке, за особенную, очень высокую плату желающим показывали синемаленты, тайно привозимые из Парижа. Исцарапанные ленты часто рвались, вспыхивало электричество. Оно освещало лоснящиеся, побагровевшие от грязных желаний омерзительные, нелюдские морды. И Яша с дрожью и отвращением подумал про то, что его лицо, наверное, выглядит точно так же…