Пока Соня носила, готовилась к материнству, рожала и все такое, оставлять ее в неведении не составляло труда, но теперь… Карагацци больше всего боялся показать охлаждение, а как его можно скрыть? Завуалировать заботливостью, вниманием? Самое страшное для него заключалось в том, что все уже было с ним, очень похожее, лет восемь назад. Он был моложе, и было легче, проще. Да и к жене относился все-таки по-другому. Она уже в первые месяцы показала и глупость, и мелочность свою, и тяжкую для его тонкой натуры грубость чувств. Сонечка была для него все та же «Валенсия ди Валетта», вызывающая восхищенные взгляды, но такая скованная, стеснительная в темноте, в объятиях… «Есть женщины дня и женщины ночи, — философствовал он. — В этом вся трагедия мужчины»… Ирина хохотала, слушая эти глупости.
— Ты думаешь, солнышко, что Ева была так уж хороша? Это Адам был прост и неопытен! Вот в чем фокус был! С тех пор оно и пошло: тем крепче счастье, чем больше неведения! Почему мужиков женят в пятнадцать, четырнадцать лет? А чтобы не избаловались. Чтобы были счастливы! Вот как народная мудрость бережет счастье! А мы, дурачье, отреклись! И знаем-то мало, и знать, по сути, нечего, а счастья нет как нет!..
— Разве ты со мной несчастлива? — ревниво спросил он.
— Мне хорошо, дружочек. Что тебе боле надобно?
— А когда ты впервые почувствовала, что между нами возможны близкие отношения? — любопытствовал он.
— Фу, черт, как ты изящно выражаешься… — Она засмеялась хрипловато. — Года четыре назад. В Большом театре тебя первый раз увидела. Я в ложе сидела, а ты внизу в партере рассуждал о чем-то с каким-то субъектом с желтой бороденкой.
— Это был, наверное, Гожев — писатель…
— Не знаю… Помню только: жалкая такая бороденка…
— Хороший стилист…
— Рассуждал ты увлеченно! Ну, вот тогда и отметила: о, интересный мужчина! Я — внешница! Для меня, соколик мой, внешний вид — это все! А ты импозантен был!.. Спросила: кто это? Мне сказали. Но общих знакомых у нас не случилось в те поры… Так познакомиться и не удалось… Хотя очень хотелось! А потом вдруг Сонька! Я было думала сделать ее миллионершей, а она в тебя втюрилась… Эх, досадно! Ладно, думаю, поживем — увидим! Жизнь сама все устроит как лучше! И вот видишь: без малейшего моего усилия жизнь тебя ко мне привела. Так-то, друг мой… Даше дело — хотеть, а уж все сама судьба сделает, ты ей только не помогай — испортишь!
— Философия стоицизма…
Она засмеялась:
— А что? Прекрасная философия!.. Ко мне ходит одна молодая купчиха, богатенькая, но из епархиалочек, с кое-каким образованием…
Но она не успела договорить: в дверь постучали.
— Капа? Войди!
Виктор Аполлонович еле успел закрыться простыней. Ирина осталась лежать как была — нагишом. Капа просунулась в дверь: на губах понимающая усмешечка, глазки прищурены. «Наглющая стервочка! Какое бесстыдство, ой, ой!» — подумал Виктор Аполлонович. К этим Капиным появлениям в неподходящие моменты он никак не мог себя приучить.
— Там княгиня приехали… Просют!
— Которая? Марья Андреевна?
— Не, давешняя.
— А-а эта… Ну ее! Гони к чертям!
— Плача.
— Тьфу ты, господи! Ладно! Пусть подождет. Скажи ей, что я занята…
— Сказано.
— Освобожусь, приду! Ступай!
Капитолина исчезла. Ирина площадно выбранилась, села, потянулась за одеждой.
— Ну до чего ж неохота! И главное — бессмысленно…
— А кто это? — спросил он, тоже садясь.
— Дура.
— А-а… — Виктор Аполлонович потянулся, — Ну что ж, я тоже пойду, пожалуй…
— Ступай, дружочек. И непременно к Соньке зайди! Успокой ее, солги что-нибудь, почему давно не был, только чтобы она не волновалась. Я к ней тоже заеду завтра утром… — Она взяла у него папироску. — Почему у тебя руки трясутся?..
— Не знаю…
— Переутомился, бедняжка?..
— Нет… Просто нервы, должно быть… Запутался я, запуталось все! Порой не знаю, как и быть! Что делать?
— А зачем что-то делать? — удивилась она. — Тебе во всяком случае делать ничего не следует. Вот если дойдет до Соньки… Но и тогда тебе ничего делать не надо, предоставь мне улаживать. Я все устрою…
— Ты понимаешь ли, — говорил Карагацци, — к ней довольно часто заходит один поэт — мой и ее старинный приятель Маркиан Мандров… И вот если бы у них что-то возникло…
— О нет! Ничего не получится! — возразила Ирина. — Это ты попусту тешишь воображение! Сонька исключительно, до глупости верный человек! Неужели ты до сих пор этого не понял, дружочек?