Картины он делал легко и быстро — за пару недель, посвистывая, как бы на бегу, между делом. Разводил артистов, говорил, кому куда идти, на кого смотреть, заставлял жестикулировать и изображать чувства, торопил, поглядывая на секундомер, и — все получалось! Ну не то чтобы получалось, по мнению Яши, но во всяком случае всем было понятно, что происходит, о чем там речь… И Тиман, и Тисье к нему почтительно прислушивались, не говоря уж о Благонравове. Да и остальные считались с его мнением Как не считаться с человеком, который зарабатывает две тысячи в месяц, будто член Государственного совета? А ведь эти огромные деньги платили ему, не споря, не сомневаясь. Значит, было за что!
Впрочем, жизнь в том обществе, в котором они вращались, стоила ух как дорого! Яша свои сто двадцать целковых, которым так обрадовался когда-то, теперь почти не ощущал. Бумажки, которые он каждое двадцатое число вынимал из конверта с эмблемой петуха, уже в пальцах его начинали трепетать, как бабочки, готовые упорхнуть. И упархивали, и разлетались, и снова он к концу срока считал медь, оглядываясь стыдливо, заходил в дешевые кухмистерские, где за нечистыми жирными столами голодные буйные студенты грезили, пророчили светлое будущее…
За время своей службы в Московском филиале «Патэ» в качестве переводчика Яша, обещавший себе и дядюшке с тетушкой откладывать ежемесячно хоть малую сумму на черный день, не только не отложил ничего, но ощущал себя в постоянном и противном состоянии безденежья. Жить он, что ли, не умеет? В чем тут дело?
Помощник бухгалтера филиала Август Юлианович Немировский, с которым Яша разоткровенничался как-то на эту тему, сказал, посмеиваясь и покачивая крупной, длинной, как бы приплюснутой сверху, седеющей головой:
— Эх, Яша, Яша! Дело не в каком-то вашем особенном неумении жить или в неумении бережливо обращаться с деньгами, как вам могут сказать в укор всякого рода умники. Дело в том, что деньги вам совершенно не нужны!
Яша удивленно уставился на него: что он несет, этот старый банковский крокодил? Как — не нужны деньги? Кому это не нужны!
— А вы на меня так не смотрите! — продолжал Немировский, доставая папироску из массивного золотого портсигара. — Вы лучше спросите себя строго и ответьте правдиво: деньги ли цель вашей жизни?
— Нет, разумеется… Но и деньги, конечно, необходимы…
— А-а! Вот то-то! «Но и деньги»! В этом все дело! — Немировский над ламповым стеклом зажег папироску, затянулся, выпустил дым. — Вы извините, но я вас примерчиком, примерчиком!.. Допустим, вы или не вы, другой молодой человек, задумав жениться, так, например, говорит невесте: «Я, видите ли, сударыня, не ради вас хлопочу, мне ваше приданое очень уж необходимо…» Невеста-то как на это ответит, по-вашему? А? Смеетесь… А с деньгами происходит, в сущности, то же самое! Смотрит господин на червонец и говорит ему: не ты мне мил, голубчик, а то, что мне дадут за тебя! Червонцу не обидно это, полагаете? Конечно, в такие руки червонец не пойдет добровольно, его только силой брать!.. Да и силой-то не всегда возьмешь! Вывернется, вырвется, ребром покатится — поминай как звали! Вот так, голубчик! Деньги к тому придут, кто их любит! Они тоже душу имеют! Хотите иметь деньги, служите им верой и правдой, докажите им свою любовь и преданность. Заставьте их поверить вам, что только они вам дороги, работайте за них, как вон Иаков за Рахиль — четырнадцать лет не покладая рук. Тогда, может, они вам и достанутся, и потомством умножат род ваш!..
«Поразительно, как сходятся мысли!» — подумалось Яше.
Ему вспомнился Париж, мансарда, густо-синее предвечернее небо за широким окном, маленький, плотный мазилка, воркующий над рисунком: