Мужик молчал, продолжая дико смотреть на него.
— Я от смерти бегу! — шепотом сказал Володя. — Меня повесят, если схватят! Помоги, брат, бог тебя тоже спасет за меня, когда придет твой час…
Мужик нагнулся, тронул пальцем заклепку, сказал негромко:
— Ложи ногу сюды…
Несколькими ударами обухом топора сбил с ног Володи тяжелые цепи. Поднял их, бросил к стене, за дрова. Они скрежетнули о кирпичи за поленницей.
— Бяжи! — сказал мужик, торопливо перекрестясь несколько раз, отвернулся к дровам и стал снова колоть их.
— Спасибо! — сказал Володя и побежал.
Он быстро миновал переулок, свернул налево в какую-то улицу. Даже тюремный серый балахон и картуз не смущали его теперь. Он мог их в любую минуту бросить, оставаясь в грязных и мятых, но вполне обыкновенных пиджаке и брюках. В кармане от денег, которые он сумел хитростью пронести с собою в тюрьму, у него еще оставался золотой полуимпериал. Володя надеялся теперь, как только увидит какую-нибудь лавчонку, где торгуют одеждой, купить себе дешевые тужурку и шапку и, взяв извозчика, поскорее добраться до Малой Охты, где возле городского приюта находилась самая верная, как ему было сказано, из этих квартир. Но лавки, к которым он подходил, замечая по пути, были все не те. Бакалейная, колбасная, винная. У двери последней он даже заколебался: не выпить ли ему для бодрости немного вина, но не пойдешь же в лавку в балахоне, а бросать его ему не хотелось: холодно было. Кто знает, сколько еще придется скитаться…
Скоро, однако, он заметил, что за ним движется какая-то фигура, не отставая, хотя он все прибавлял и прибавлял шагу. Володя решил, что это полицейский шпион или филер, как их называли тогда, который при первой же встрече с полицейскими поднимет тревогу и постарается схватить его. И Володя, как ни неприятна была ему мысль об убийстве, решил убить этого человека одним из тех приемов, которые выучил в самарском кружке. Но он только думал об этом, а не готовился, и продолжал идти, где-то в глубине души тая нелепую надежду на то, что неясная тень устанет следовать за ним, остановится, потеряет его в тумане.
Пройдя немного еще, Володя увидел, что улица кончается, а за ней начинается какое-то открытое пространство — набережная или площадь, — и он остановился возле забора, где было навалено много снега, твердо решив исполнить свое намерение.
Тень, идущая следом за Володей, тоже замедлила шаги и остановилась, не подходя вплотную. Володя хорошо видел бледное умное лицо с огромными черными глазами, крупным кривым носом, черными усами и черными, широко разбросанными бровями. На незнакомце были широкополая шляпа, клетчатый плед, наброшенный поверх светлого пальто, теплые галоши. В одной руке у него была тонкая трость, в другой — липовая коробочка, перевязанная лентой.
Человек этот стоял и несколько секунд молча смотрел на Володю, потом негромко спросил:
— Товарищ?
Володя не ответил. Тогда человек улыбнулся и, еще более понижая голос, сказал:
— Что же вы не отвечаете? Я ведь и так вижу, что вы политический… Вы ищете, где бы вам скрыться сейчас, не так ли? И вот я предлагаю вам свою помощь. Я — художник. Вот вам моя карточка.
Он протянул Володе маленький кусочек картона, на котором было напечатано по-русски и по-французски: «Евгений Францевич Бауэр. Художник-декоратор». Ниже — адрес и телефон.
— Вы, вероятно, принимаете меня за полицейского сыщика, но уверяю вас, что это не так… — тихо говорил Бауэр. — Если вы мне доверитесь, я вас проведу… Не к себе, к сожалению. У меня — открытый дом. Это может вам повредить. Но у меня есть знакомые, которые могут вам помочь, даже непременно помогут. И уж во всяком случае, если вы так недоверчивы, позвольте вам предложить хотя бы этот плед, а свою арестантскую форму бросьте!
Это было сказано так просто и благородно, что Володя не усомнился в правдивости слов этого человека. И самое верное сейчас, что он может сделать, это довериться ему и принять все предложенное.
И Володя доверился.
10
Если теории телепатов верны, то в морозное и солнечное благовещенское утро дяде Сереже не должен был кусок лезть в глотку. В это самое время вокруг щей его племянника стала стягиваться удавка, наброшенная опытной и безжалостной рукой.
Клуб литературно-артистического кружка был одним из самых модных заведений тогдашнего Санкт-Петербурга. К членству в нем допускались лишь по особому выбору, после закрытой баллотировки. Состоять в членах почиталось за особую честь. Но поскольку честь бывает у одних людей, а деньги — совсем у других, на содержание клуба средства же нужны немалые, учредители общества решили открыть при клубе два игорных зала, а на доход от них содержать клуб. Конечно, и в эти залы допуск был не прост, но люди с деньгами были допущены и имели возможность посидеть у стойки американского бара со знаменитым артистом или перекинуться в польский банчок с модным писателем, послушать последние откровения великого поэта о целях бытия…