И еще более темная, чем этот мрак, фигура Годунова.
Твердого, умного, жестокого.
По тишине, царящей в зале, по холодку в спине и странному ощущению единства со всеми, кто находится здесь, он понимал, что и все другие ищут в зрелище, неторопливо разворачивающемся у них перед глазами, ответа на вопросы, которые волнуют и сегодня многострадальное русское общество.
Орленев снисходительно выслушал Яшин восторженный лепет, усадил его на стул против гримировального столика и, отдыхая, пока лицо его успокоится от грима, стал подробно расспрашивать смущающегося Яшу, кто он, откуда, зачем в Петербурге, как попал за столик с шулерами…
— Э, юноша, это так просто! — улыбнулся он, когда Яша восхитился его наблюдательностью. — Видите ли, общее впечатление от человека обычно складывается из десятков неуловимых, с точки зрения обыкновенного ротозея, признаков. Среди них особенно важны знаки профессии, то есть те привычные жесты и движения, которые дает человеку род его занятий. Как ни странно, но у лентяя и бездельника они тоже есть. Когда я изображаю бездельника, то подчеркиваю свойственные этому роду людей черты, делаю их выпуклыми и как бы открываю образ человека с помощью этого ключика. Разумеется, нужна обостренная наблюдательность, но это с годами вырабатывается и становится довольно легким делом. Старые полицейские сыщики, жулики да и шулера, кстати, также обладают этим свойством. Шулер никогда не сядет за стол с другим шулером не потому, что он знает того в лицо, а по причине того, что заранее, по знакам его профессии, уже разгадал и понял, с кем имеет дело! Я в свое время довольно понаблюдал за этими господами, и мне достаточно было беглого взгляда на них, чтобы понять, что за фрукты сидят рядом с вами. Кстати, вы поняли, отчего старший из этих молодцов окрысился вдруг на вашего приятеля в студенческой тужурке? Вы это заметили?
— Да… Но я не могу сказать, что понял, в чем там дело…
— Сколько у вас было денег, простите за нескромный вопрос?
— Шесть тысяч… Немного более шести, а что?
— Ваш приятель считал, по-видимому, что с вас можно содрать тысяч двенадцать, а то и больше. Так, вероятно, он и обещал своим хозяевам, на этом и строились их расчеты! А этот господин сразу же, по первому взгляду на вас угадал, с какой суммой они будут иметь дело, и прогневался. Я полагаю, что ваш приятель имел вчера вечером и сегодня утром крупные неприятности. Среди этих господ обычно сочувствия к неудачникам не наблюдается. Ну, да бог с ними! Теперь они уже далеко, Петербург для них закрыт! Надеюсь, что и в Москву их приметы сообщены. С этим студентом вы знакомы давно были? Нет, конечно?
— Чуть больше недели… Он называл себя графом. Как вы думаете, лгал? — запинаясь, спросил Яша.
Орленев пожал плечами.
— Трудно сказать… Титулованные особы могут размножаться в геометрической прогрессии. Представьте себе какого-нибудь графчика, у которого десять — двенадцать сыновей. И все графы! Я знавал одного князя, который служит разъездным почтальоном, привезет письмо — ему рюмку водки за это. Принимает, не гнушается, выпьет, утрется и дальше поехал.
Яша посмеялся на это. Орленев, стирая с лица вазелин, наблюдал за ним, глаза его весело щурились.
— Гаврило! — крикнул он, поднимая голос. — Григорич!
Тотчас в дверь просунулась рябая усатая физиономия.
— Слушаю, Пал Николаич! Будет сделано! — радостно гаркнула она, хотя Орленев ни жестом, ни словом ничего не выразил. Гаркнув, тут же исчезла.
Орленев снял халат, прошел к умывальнику и, пустив воду, стал мыться. Яша встал было, но Орленев повернул к нему намыленное лицо и сказал:
— Погодите, юноша, я хочу вам кое-что сказать еще!
Яша сел. Орленев прошел за ширму, вышел оттуда в чистой крахмальной сорочке, свежий и причесанный.
— Итак, дружочек, вы собираетесь учиться в Гейдельбергском университете?..
— Да, в Гейдельберге.
— А почему, собственно? — спросил Орленев, застегивая запонки. — Вас привлекает ученая карьера или вы собираетесь поступать на определенную службу, где требуется свидетельство об окончании университета?
Яша пожал плечами:
— Меня привлекает мысль получить хорошее образование, которое…
— Никогда не помешает! — подхватил Орленев. — Совершенно с вами согласен. Но почему вы думаете, что именно этот род образования вам необходим?
Яша удивленно на него посмотрел и ответил, не вполне понимая еще, куда тот клонит:
— Гейдельбергский университет я выбрал просто потому, что по-немецки говорю и понимаю немецкую речь более или менее сносно. С французским у меня обстоит несколько хуже. Я могу, впрочем, и в Париж попробовать, но… — он пожал плечами и улыбнулся, — без языка — страшновато!..