— Я бы с удовольствием еще побеседовал с вами, но… Спешу на встречу, ради которой, клянусь вам, пожертвовал бы даже любовным свиданием! Меня ждет Александр Иванович Куприн. Замечательный, удивительный, прекрасный человек! И какой писатель! В «Современном мире» в последнем номере напечатан его рассказ «Гамбринус». Не читали еще? Ну-у! Прочтите же! Уверяю, немного таких рассказов в нашей литературе. А «Штабс-капитан Рыбников»? А «Как я служил актером»? Ха-ха-ха! Поразительный талант! С огромным будущим, с великой, может быть, всемирной славой впереди! И ведь никаких университетов. Юнкерское училище. И жизнь! И голова на плечах!
— Но это же, вы сами сказали, талант! — грустно возразил Яша.
Орленев барственным движением снял с вешалки шубу.
— А ежели у вас нет таланта… Нет, нет, спасибо, я сам… Ежели нет — то с вас мои слова как с гуся вода! Вы над ними только поглумитесь: кривляется, мол, комедиант. А вот если талантливы, то задумаетесь. И может быть, поверите!
— Во всяком случае, огромное вам спасибо! За все! — сказал Яша, кланяясь.
— Теперь… насчет паспорта. Я буду завтра на блинах в одном влиятельном доме. Может быть, мне удастся вам пособить. Напишите-ка скоренько на бумажке все, что к этому делу относится… Нет, только не на таком клочке. Я это действительному тайному советнику передам. В его собственные руки. Неудобно. Возьмите лист почтовой и пишите… Фамилия, имя, отчество, ну и так далее…
15
Орленев не забыл обещания. Долгожданное свершилось! На третий день великого поста, обратись в департамент, Яша был приятно удивлен переменою в отношении к нему со стороны чиновника, к которому он вот уже столько времени никак не мог достучаться. Этот молодой, но уже сильно лысеющий блондин, с мелким, проваливающимся внутрь лицом и выпуклым затылком, уже не ускользал от него скучающим взглядом, а предупредительна и даже ласково разъяснял, как и что Яше следует предпринять для немедленного получения заграничного паспорта. При этом окольно, полунамеками пытался выяснить, в каких, собственно, отношениях находится Яша с его высокопревосходительством, на что Яша в ответ плел какую-то несусветицу, сам не понимая того, что он говорит, и не придавая этому ровно никакого значения. Поверил ли ему хищный питерский честолюбец, Яша не знал, да, впрочем, и не беспокоился на сей счет. Главное было сделано. Разрешение получено, гербовой сбор уплачен, паспорт лежал в кармане, а в душе звонко и радостно трубили почтовые рожки, зовя в дальний путь, в заморские чудесные страны.
Люди, знающие Орленева, с недоверием отнеслись бы к его рассуждениям относительно того, куда следует ехать, на что смотреть, кого слушать, чему учиться… Ну мало ли что наплетет в хмельном возбуждении легкомысленный лицедей? Стоит ли развеся уши верить каждому его слову? Ведь и неизвестно еще, его ли это слова, не натаскал ли он их из тех пьес, которые пишутся пьяными неудачниками и недоучившимися семинаристами не про настоящую, а про призрачную, только на сцене да в нездоровом писательском воображении и существующую жизнь, ничего общего не имеющую с трезвой, серьезной жизнью людей, терпеливо добивающихся солидного и обеспеченного положения в обществе — успешной карьеры, достатка, семейного счастья, степенной и уважаемой старости, достойно прожитой судьбы.
Но здравый смысл, должно быть, покинул Яшу этой весной. Он не только поверил Орленеву, но принял его слова буквально, как программу, которую надо немедленно осуществить. Для этого Яшей был куплен чемодан отличной английской кожи, светлое пальто широкого, модного покроя, модное дорогое кепи и билет первого класса до швейцарского городка Базеля с пересадкою в Вене. Решение ехать в Швейцарию было, конечно, следствием разговора с Орленевым. «Кого же следует слушать, как не его! — восклицал мысленно Яша. — Он ведь один из тех немногих, кого я знаю, достиг чего-то настоящего. И уж конечно если к кому прислушиваться, то только к нему!» (Ему приходило в голову, разумеется, что неплохо было бы жить своим умом, но с другой стороны: где его взять, своего-то ума?)
Окончательно же решить, куда ехать, подтолкнула телеграмма Мандрова, полученная в ответ на его открытки разосланные по всем адресам блуждающего поэта.
Телеграмма была категорическая:
«Телеграфируйте выезде венским экспрессом пересаживайтесь сразу, нигде не задерживайтесь встречу вас Арлингтоне обмываю Мамыров».
В последних словах оказались сразу несколько опечаток, но когда же на Руси телеграммы приходили неперевранными?
«В самом деле: какая разница, куда ехать? — спросил себя Яша, чувствуя огромное облегчение от того, что не надо больше ломать голову. — Швейцария так Швейцария! Весь мир туда ездит! Начну и я с нее». И, недолго думая, как заправский знатный путешественник, он вызвал звонком гостиничного посыльного и вручил ему деньги с наказом купить билет на ближайший поезд и дать телеграмму о выезде