В Париж! В Париж!
18
В это же самое время, после долгих мытарств и начальственных глупых разносов, переходящих от грозных воплей к отеческим увещеваниям, Василий Михайлович Крылов, пребывавший, так сказать, во взвешенном, безместном состоянии, осел наконец в должности начальника маленького, затерянного средь лесов и болот железнодорожного полустанка Свищево.
Скорые поезда пролетали мимо, пассажирские останавливались на три минуты. Стрелочники пили горькую, в пьяном виде буянили, помощник, женатый и многодетный детина лет тридцати с небольшим, как выяснилось, водил шашни с барышней-телеграфисткой, из-за чего жена его устраивала скандалы с воплями и нелепыми угрозами. Телеграфисточка-то была, пожалуй, ничего себе, мордашечка… С ней Василий Михайлович и сам поначалу замыслил было завести интрижку, но место — увы! — как выяснилось в тот же день, было занято рослым, красноносым отцом семейства с лысиной на макушке. И нос, и лысину, и резкий, по-утиному крякающий голос своего помощника Василий Михайлович сразу же невзлюбил, сочтя его человеком вздорным, ничтожным, и подумал, что полагаться на него ни в делах, ни в дружбе невозможно. И впрямь оказалось, дела на станции запущены до крайности.
В довершение ко всем райским блаженствам, были здесь мокрый, глохнущий лес, строения с облупившимися стенами, снятый с колес старый вагон, в котором летом жили сезонники, а осенью и зимой — мелкое лесное зверье, заколоченный за отсутствием лавочника буфет, кирпичная, давно не чищенная уборная, за нею грязная дорога и переезд со скрещенной надписью «Берегись поезда», которую некие озорники, закрасив несколько букв и подписав новые, переделали в совершенно непристойную.
От предшественника, убитого спьяну на охоте приятелем, Василию Михайловичу досталась маленькая квартирка с ободранными обоями и прогнившим полом, ящик старых журналов в чулане, скрипучий диван и служанка Таня — длиннотелая, конопатая девушка, дважды в неделю приходившая для уборки и постирушки за четыре рубля в месяц. Тоскуя по вечерам, Крылов подумывал даже, а не сойтись ли ему тайным образом с этой Танечкой, прибавя к жалованью ей три, а то и пять бы рублей, — не жалко. Она со своей безответной, коровьей какой-то покорностью, пожалуй что, и согласилась бы, а быть может, и обрадовалась, но…
«Нет, нет, нет! Это уже конец всему! Это значит, Василий Михайлович, что жизнь твоя рухнула бесследно и окончательно! И зачем ты ее прожил — никому не известно!» — отвергал Крылов грешные мысли. Лез в ящик, доставал журналы, листал часами толстые страницы «Мира искусства», разглядывал блеклые и нескромные красочные репродукции, читал заумные статьи, повествующие о манящих и загадочных вершинах духовных исканий человечества, напечатанные под ними, и, устав от чтения, подолгу глядел в пламя оплывающей казенной свечи, распространявшей по квартире запах вагона третьего класса.
Собрался он было написать Благонравову, впрочем начал уже писать письмо в этаком веселом, даже ерническом тоне, напоминая о сумбурном ночном разговоре в вагоне, о дерзких мечтаниях, подогретых шустовским коньяком, но не дописал. Застопорило. Обозлился и разорвал все в клочки. А себе сказал беспощадно и цинично: «Попал, братец, в дерьмо, так не протягивай руку, прося вытащить. Сам выбирайся!»
А из пламени толстой свечи выглядывал черт во фраке, танцующий на белом полотне экрана, щурил бесстыжие глаза, ухмылялся и манил остреньким коготком…
«Купить бы самому аппарат, из-за границы выписать. Научился снимать — это я бы в два счета!.. — размышлял Крылов. — И можно было бы такую киноленту снять! Тут же, в деревне, мужиков поставить, сказать, что делать… Заплатить, на водку дать, — что угодно изобразят. Загадочное бы что-нибудь снять, в духе времени — мистическое… Или из Пушкина: «Тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца…» Вот только бы аппарат достать!»
Но аппарат стоит денег. А те денежки, на которые можно было бы его купить, — фьють! Улетели! Пропиты, проедены в роскошных ресторанах, разбросаны на подарки дорогим и жадным потаскухам!.. Посмотрел на всякий случай объявления: нет ли синема аппаратов? Вот «Е. Краус: фотогр. аппараты, бинокли, зрительн. трубы, микроскопы…», «Георгий Жемличка и К°: автомобили, велосипеды», «Павел Буре — часы…» «Есть у меня «Павел Буре», ничего себе часики. А синема — нет…» Зевая, посмотрел фотографии: умер Победоносцев. Слава тебе, господи, наконец! Убит черносотенцами редактор Иоллос: «Русские ведомости». Этого-то за что? Пять женщин выбраны депутатами в финляндский сейм. Одна — хорошенькая, одна — рожа. Остальные так себе… Если уж баб выбирать, так покрасивее, черти!