Романов тем временем глянул на часы и решил, что семинар пора сворачивать. Всё равно из затеи ничего не вышло. Он с облегчением подумал о том, что уже через пять минут будет на кафедре пить кофе. Людмила Матвеевна, секретарь, покупала и варила великолепный кофе - ароматный, в меру крепкий, без горечи и кислоты. Крайнов, конечно, тактично обойдёт вопрос о бардаке на семинаре, и ему не придётся оправдываться перед своим бывшим студентом. Из раздумий его вырвал низковатый, но без свойственной курильщицам хрипотцы женский голос:
- Капли крови.
Наверное, если бы шепот, доносящийся со всех сторон, на миг не утих, этот робкий голос потонул бы в нём, но влюблённые вдруг замолчали, Милованова прекратила шуршать страницами, а Стариков, хрипящий, как худая гармонь, от неумеренного курения, наконец, прокашлялся и задышал вдвое тише обыкновенного. Романов повернулся на голос, успев отметить, как насторожился Крайнов. Минутой раньше ему казалось, что тот дремлет.
О каплях крови сказала девушка во втором ряду. У неё были светлые пушистые волосы, нос картошкой и нелепые круглые очки, которые совершенно не шли к её крупному лицу. Романов помнил только, что фамилия у неё, кажется, Маринина. В группе она ничем не выделялась, разве что редко пропускала занятия и вела себя тихо. Романов никак не мог запомнить, как её зовут, и ему пришлось опустить глаза на ведомость. Марьянова Нина Александровна. Точно, Нина.
- Да, Нина.
Неудобно вышло. От её взгляда, конечно же, не ускользнуло, что он забыл её имя. Крайнов, наверняка, тоже это заметил.
- Капли крови обнаружены с внешней стороны двери, при том, что дверь - я проверила по снимкам - открывается вовнутрь, - тихо сказала Нина.
- И что?
Раздражение, ещё недавно всецело завладевшее Романовым, уступило место профессиональному азарту преподавателя - нашёлся заинтересованный студент, который, возможно, хоть что-то смыслит в его предмете.
- Следовательно, дверь была открыта, что расходится с показаниями Крепилова. Он говорил, что не слышал выстрела из-за того, что дверь была закрыта. Но она была открыта!
- Это хорошо, - подал голос Крайнов. - Но одной этой детали мало. Может быть, кто-то обнаружил что-то ещё?
Немного удивлённая вмешательством Крайнова в беседу, Нина всё так же тихо, но уверенно продолжала:
- Под кроватью отца Крепилова были обнаружены очки в футляре. Он положил их туда, собираясь ложиться спать. При этом Крепилов-младший утверждает, что ружьё, из которого застрелился его отец, лежало под кроватью. Напрашивается вывод - станет ли человек, собирающийся покончить с собой, аккуратно класть очки в футляре вместе ружьём, из которого собирается застрелиться?
Группа затаила дыхание. Несмотря на равнодушное отношение к криминалистике, многим стало интересно, удастся ли Нине решить задачку. Некоторые даже испытали что-то вроде зависти к ней. Вот ведь неожиданность - серая мышка оказалась сообразительнее остальных!
- Тоже любопытно, но всё же мало, - сказал Крайнов. - Хорошо для Эркюля Пуаро, но плохо для российского судопроизводства.
В аудитории раздались смешки. Нина вспыхнула. Крайнов увидел, как она крутит серебряное кольцо на пальце. Склонившись к бумагам, она заговорила тооропливо:
- Нет штанцмарки. Только порошинки. Ведь это ружьё. Если соотнести его с ростом отца, получается, что выстрелить можно, лишь прижимая дуло к подбородку. И никак иначе.
Крайнов был уверен, что о значении термина 'штанцмарка' знают в этой аудитории трое: он, Романов и Нина.
- Принимается, - кивнул Крайнов и пояснил для студентов, - штанцмарка - это отпечаток дульного среза.
- Я могу ещё найти!
- Хватит, - с улыбкой прервал их Романов. - Через пять минут начинается следующая пара. Вы хорошо поработали...
Его голос потонул в грохоте отодвигаемых стульев, шелесте страниц и гуле голосов. "Не та у меня дисциплина теперь. Это уж Крайнов точно заметил". Но Крайнов не заметил. Два человека - Крайнов и Нина - не двинулись с места, когда Романов объявил об окончании пары. Крайнов пристально смотрел на Нину. Она рылась в своих заметках, сама не зная, что ищет. Пристальный взгляд Крайнова выводил её из равновесия, и ей не хотелось поднимать глаза. Она не привыкла, чтобы на неё смотрели.
Наконец, как будто очнувшись, она стала торопливо бросать в сумку вещи. Руки дрожали, и она едва не рассыпала всё содержимое сумки себе под ноги.
'Слишком волнуется, - отметил Крайнов, - а какая разница? Всё равно нам нужны именно такие люди. Она умеет думать. Она хочет думать'.
Дождавшись момента, когда за последним студентом закрылась дверь, Крайнов подошёл к столу Романова. Только сейчас, впервые за сегодняшний день, он подумал, как постарел доцент за то короткое время, что они не виделись. Романов снял очки и тёр переносицу двумя пальцами - узловатыми, красными, старческими. Усталые глаза его помутнели, и причиной этого была отнюдь не катаракта.
- Она мне подходит, - сказал Крайнов и, глядя на удивлённое лицо Романова, улыбнулся.
Забравшись внутрь 'краюшки', Ася прикрыла за собой дверь и огляделась. Сарай был разделён на две равные части наспех сколоченной фанерной перегородкой. В первой половине, перегораживая вход, была навалена куча хлама. Во второй комнатке было сносно: около полугода назад кто-то вынес из неё весь мусор и даже побелил стены. Так как 'краюшка' не закрывалась, оставлять в ней что-нибудь стоящее было опасно, но, если как следует поискать, обнаруживалось много интересного в тайниках - под половицами, в полостях стен и потолка. Однажды, маясь бездельем, Ася отыскала пять или шесть таких тайников. Стены уже успели исписать неприличными словами и признаниями в любви, а поверх всей этой галиматьи кто-то вывел аршинными буквами грозное предупреждение: 'В краюшке не ссать поймаю ноги выдерну'.
Ася швырнула сумку на старый диван, из которого во все стороны лезли куски поролона, и, ощупав сиденье, присела рядом. Иногда после старшеклассников тридцатой школы между подушками дивана оставалось битое стекло и грязные шприцы, на которые можно было напороться. Наркоманов в 'краюшке' не жаловали, но кто мог запретить им забираться туда ночами? На обивку натрусили сигаретного пепла, сбоку блестело тёмное пятно, от которого исходил кислый запах рвоты, но в остальном диван казался безопасным.
Здесь, как ни странно, она всегда чувствовала себя гораздо спокойнее, чем дома. Любители выпить и покурить обычно подтягивались часам к шести-семи, когда домой возвращались их родители, и днём Ася часто бывала здесь одна. Раньше, если отчим был дома, она проводила в 'краюшке' всего пару часов, ожидая, пока мать вернётся с работы, чтобы не смотреть футбол или тупые телевизионные шоу. Когда мать уволилась, сарайчик стал её постоянным прибежищем. Здесь, в четырёх стенах на берегу красавицы-Камы некому было орать на неё после пары стаканов 'канистрового' коньяка.
Девочка надела наушники, зажмурила глаза так, что у неё заломило в висках и выкрутила громкость плеера на максимум. Наверное, когда-нибудь придумают плеер, который позволит заменять мысли музыкой, но пока приходилось обходиться низкими частотами.
Своего отца Ася помнила смутно. Кажется, он был неплохим человеком, пока не пристрастился к крепкому пиву. Как отец выглядел? Она припоминала только, что у него были рыжеватые усы, пропитанные табачным дымом, и большие руки. Лучше всего она помнила навязчивый сладковатый запах спиртного, который исходил от него вечерами, когда он устраивался в кресле перед телевизором. Отец всегда звал её Ася. Ей это нравилось больше, чем бесчувственное, лающее 'Настя'. Настя - это имя для капризной лукавой девчонки из обеспеченной семьи, которой с восьми лет лет дарят золотые колечки и дорогие шмотки. Ася - это маленький боец в поношенном балахоне и джинсах, купленных на китайском рынке. Ася экономит на школьных завтраках, чтобы купить себе карандаш для глаз в павильоне у вокзала. Ася тайком от родителей продала свои старые учебники, чтобы хватило на более-менее сносные наушники. Удивительно, что маму даже не заинтересовало, откуда они взялись. Наушники запросто могли оказаться крадеными, но мама не обращала внимания на такие мелочи. Асины дела в последнее время её почти не интересовали. Главное, чтобы дочь просила поменьше денег и регулярно ходила в школу.