— Ребята, встаём! Сбор на завтрак!
Тут же за хлипкой стенкой завизжал кран, и Дену резко захотелось оказаться дома. Ну, или хотя бы в Школе Астрологии. Чтобы завалиться ещё поспать. Но его сосед по комнате, уже вскочил, зажёг верхний свет и бодро разминался.
Когда стали выходить во двор, каждая группа упиралась в спины вышедших раньше. Прямо отсюда, с крыльца, открывался вид, заставлявший застыть. Все столбенели, увидев горы так близко. Они напоминали огромных лошадей, вставших на дыбы. Дэн всю жизнь прожил в долине, окружённой холмами, но настоящие горы впечатлили и его. Великаны, цепляющие верхушками небо, они сразу же вызывали восторг.
Сайлос опять суетился, подгоняя и помогая надевать рюкзаки. С грузом идти оказалось не так просто.
— Ничего, — говорил Уилкокс, — первые сутки самые тяжёлые. Главное, следите, чтобы вам не натёрло ноги. Любая, самая маленькая мозоль, может превратиться в адскую проблему. Но зато нас ждёт награда — в обед привал у чудесного водопада.
Сайлос ткнул в место на карте.
…Он шёл впереди, за ним растянулись группами студенты, и замыкали шествие Элисон с Патрисией. Двинулись к просвету между гор — именно там проходил маршрут до реки Аутиш.
Начался хвойный лес. Солнце прогревало деревья. Пахло смолой. По веткам прыгали белки, вызывая восторг у девчонок. Ребята делали фото и селфи.
— Скоро сотовая пропадёт! — предупредил Уилкокс. — Так что отправляем последние СМС.
Дэн, воспользовавшись советом, послал сообщения матери, профессору и Митчу.
— Блин, как же мы будем без связи?! — растерялась Кэри Тайлер.
— Замечательно, поверь, — успокоила её Элисон.
— Сотовая связь, кажется, облегчила нам жизнь. Теперь человека всегда можно найти, узнать, как у него дела, мгновенно решить все вопросы, — сказала Патрисия. — Если телефон отключен, многие начинают писать во всех известных мессенджерах — а вдруг человеку плохо? Нет. Скорее всего, сейчас ему очень хорошо.
…Дальше они шли медленно и слаженно, тихо переговариваясь между собой. Насыщенный воздух пьянил. Кислорода здесь было столько, что казалось, зеленоватый воздух виден глазу.
— Круто. А я люблю запах моря, — сказал, глубоко вздохнув, Питер. — Он такой же крепкий.
Его мысль подхватили. Кто-то рассказывал о сухом прогретом воздухе пустыни, кто-то — о просоленном запахе спортзала.
— Обожаю запах теплицы, — поделилась Элисон. — Когда вернусь, как раз в ней начнутся работы. Прелый, сочный, густой дух земли. Наверное, это что-то первобытное, генетическое... Мой род всегда жил на земле. Обрабатывал, пахал, кормился её плодами. И когда, дождавшись весеннего тепла, ты заходишь в теплицу, невообразимое удовольствие перекапывать рыхлую отдохнувшую землю, переворачивая её лопатой, слой за слоем. И она рассыпается тяжёлыми драгоценными комьями, обещая новый урожай, новую благодать, новую жизнь.
…Сеть и правда вскоре пропала. Удивительно, как, оказывается, много можно обсудить без телефонов! Все сыпали историями, и голоса не замирали ни на секунду. Поэтому дорога, которая в первые часы показалась трудной, вдруг стала весёлой.
В три по полудню они, уставшие, но довольные, вышли к небольшому водопаду.
— Это и есть река Аутиш, — указал на несущийся мимо них поток Сайлос. — Здесь, в горах, она берёт своё начало. Петляет, набирает силу и вытекает в долину, где расположен Мервиль.
…К сожалению, на первом же привале сломался один из фильтров для воды и теперь, чтобы напиться, приходилось кипятить воду и остужать её. Но настроение от этого не ухудшилось. Хотя возни прибавилось.
После привала, который всех разморил, двинулись дальше. Идти стало ещё легче — до самой ночи дорога шла под уклон. Аутиш то появлялась, бурно несясь между деревьями, то разливалась озёрцами, то норовила пересечь им дорогу, плескаясь у их ног. И тогда приходилось перескакивать её неглубокое русло по камням.
Вечером в удобном месте разбили лагерь. Довольно быстро установили палаточный городок и развели костёр. Приготовили нехитрый ужин, который показался божественным. Все стучали ложками о металлические тарелки и вспоминали свои любимые блюда.
Питер описывал шикарных омаров, которых они ели с семьёй в Индонезии. Кто- то упомянул мексиканские лепёшки. Дэн молчал — чем ему похвалиться? Что сказать? Но для него не было ничего вкуснее, чем чёрный хлеб с семечками, который мать обжаривала в душистом масле и натирала чесноком.
— Вот удивительно, — сказала По, — я каждое лето детства проводила на ферме у бабушки. Её еда была такой же незатейливой, как наша сегодня, но самой вкусной на свете. Особенно я любила её жарёху. Блюдо нехитрое: картофель, лук, любые овощи и мясо, которые были в тот момент в доме. С зеленью и яйцами. И подавала она её прямо на сковороде, поставив на деревянную дощечку… Живём потихоньку, слава Богу. И всё у нас хорошо. И посуда есть красивая, и кружечки одинаковые. Но иногда как же хочется той самой жарёхи. Чтобы именно с той прокопчённой не отмываемой чугунной сковородочки! С которой всё было вкусней. Особенно по краешку. Набегаешься, надышишься вволю, а потом в сумерках наворачиваешь картошечку с прозрачными кусочками сала, щедро присыпанную зеленью бабулиной рукой. Мне кажется, она каждый раз добавляла туда горсть счастья. И сонных таблеток. Потому что спалось после этой сковородочки так сладко.