Дэну взялись помочь мистер Стоун с Митчем. Уолтер выделил машину, а Митч покатил Дэна в коляске из больницы. Потом они долго ехали на кладбище.
Дэн с удивлением глядел в окно — как будто он не был в городе несколько месяцев: сколько всего успело расцвести и измениться. Нью-Йорк оделся в весну: покрылся зеленью и каскадами цветов, расцвёл яркими витринами, натянул между крышами небоскрёбов иссиня-голубое небо.
Когда они подъехали к воротам кладбища и выбрались из машины, Дэна поразило, что это место совершенно не пропитано слезами.
Их встречал резной металлический забор. Везде зеленела трава, в которой рассы́пались кружевные одуванчики. Деревца, покрытые свежей глянцевой листвой. Ровные песчаные дорожки расходились красивыми лучами от входа, и одна, самая широкая, вела в костёл из белого камня. В аллеях цвели кусты ярко-жёлтой форзиции. Много-много форзиций. Целые лимонно-шафрановые реки.
Митч покатил Дэна к залу прощания по центральной дорожке, вдоль которой качались охапки белых нарциссов.
Там уже собралась почти вся Школа Астрологии: студенты, преподаватели. Когда въехал Дэн, все повскакивали с мест, желая с ним поздороваться. Подошёл и Пит с Фонарём и Логаном. Они похлопали Дэна по здоровому плечу, потому что правая рука его была закреплена гипсом. Сказали пару утешающих слов. Но Дэн слушал всех в пол-уха. Он обратился к другу:
— Митч, подвези меня к ней.
И Митч покатил его между рядов к Адели, которая лежала в гробу, укутанная облаками белых кружев.
Дэн долго смотрел на спокойное лицо Адель. Прикоснулся к её руке, погладил ноготки на её пальчиках, поправил белую ленту шёлкового пояса. Потом тихо сказал:
— Ада, ты всё-таки ошиблась в двух вещах. Ты всё же надела платье невесты и, кажется, тебе жутко жмут эти дурацкие белые туфли. Помнишь, ты говорила об этом в парке? И ещё… знаешь, твои похороны не стали для меня счастливым днём. И не принесли облегчения. Хотя над твоей могилой будут цвести прекрасные форзиции, но теперь они пожизненно станут ассоциироваться у меня с горем…
Зашёл священник, и Дэна откатили к друзьям. Началась служба. Выступали ребята, потом сказал пару скупых слов отец Адели — немногословный суровый мужчина в форме офицера. Кто-то говорил ещё, но Дэн не слышал. Он держал в руках фото Ады с собакой, глядел на её лицо и прощался. Теперь уже навсегда.
Когда могилу забросали землёй, постепенно почти все разошлись. Оставшиеся, тихо переговариваясь, собрались небольшими группками поодаль. У могилы, скрытой охапками белых цветов, всё еще сидел Дэн. Митч тоже отошёл и ждал друга, устроившись на скамейке неподалёку. Среди венков стояла большая фотография смеющейся Адели. Дэн вытащил другое её фото, то, старое. Он поставил их рядом и стал вспоминать её смех. И как они крутились дервишами на крыше. И её танцы в баре. И божью коровку в её волосах… Воспоминания всплывали одно за другим…
Дэн с трудом вынул свой телефон и нашёл музыку, которую Адель давно, в той прошлой жизни, поставила ему рингтоном на свой звонок. Та счастливая осень была пронизана звуками первых нот любимой песни Ады. Конечно, в ту пору он никогда не дослушивал её до конца. Может, пришло время это сделать?
Дэн знал, что сейчас ему будет очень больно, но всё же нажал на треугольник «play».
Зазвучали The Korgis «Everybody’s Gotta Learn Sometimes». Всё те же аккорды, те же слова, дающие надежду, что в этом странном мире хаоса, когда-нибудь мы все всё поймём. Потому что станем мудрее. Но только где сейчас взять столько мудрости?
Дэн поднял глаза и ещё раз окинул взглядом цветущую аллею. Он впитывал в себя память этого дня. Сладковатый запах цветов, облака́ лепестков, которые ветер подхватывал и кружил под ногами. И…девушку, тихо приближавшуюся к нему по занесённой жёлтыми цветами дорожке. Сквозь слёзы Дэн не видел, кто это. Да и севшее зрение не позволяло этого сделать. Ему казалось, что идёт сама Ада. «Всё по-прежнему, — подумал он. — В каждой фигуре я буду видеть её. И теперь это точно со мной навсегда».
Дэн прищурился. Девушка шла в чём-то светлом.
Когда она достаточно приблизилась, Дэн увидел, что на ней чёрное платье, а поверх него — розовое пальто. И волосы у неё были тоже светлые — пшеничные, уложенные на старинный манер вокруг головы косами. Такую причёску в юности носила его мать.
Дэн взглянул в её лицо. Она сняла большие чёрные очки, скрывавшие заплаканные глаза. И посмотрела на побледневшего Дэна. Парень онемел. Ему казалось, что сейчас он бредит. Сходит с ума. Теряет последние капли рассудка.
На него кроткими серыми глазами смотрела Адель. Она протянула ему руку и сказала: