Дэн пошёл в столовую в надежде встретить там Адель и ещё раз с ней поговорить. Она действительно была там, сидела за столиком с Фонарём и Питером. Пит обнимал её за плечи и что-то шептал в ухо.
— Ада, можно с тобой поговорить? — спросил, подойдя, Дэн.
— Я не хочу. Я всё уже сказала. Окончательно, — еле слышно, но холодно ответила Адель и отвернулась.
— Дэн, дружище, тут никто не виноват, — дружелюбно пожал плечами Питер, — давай не будем ссорится! Дама выбрала сама. Как видишь, я терпеливо ждал. Но мы с Аделью созданы друг для друга. Я всегда это знал. А ты? — спросил он у девушки.
— Да, — кивнула она и низко склонила голову, чтобы не встречаться с Дэном взглядом.
Для него это было ещё тяжелее, чем ночной разговор. Тогда хотя бы оставалась надежда. Сейчас он не хотел верить собственным глазам.
Дэн поплёлся к себе в комнату, сел за стол, но не смог ни читать, ни думать. И расслабиться тоже не мог. Мысли чёрной массой застыли в голове. Так, наверное, выглядит бесформенный ком, который остаётся от сгоревшего родного дома, где намертво спеклись мечты и пропитанные памятью вещи. Он лежит у твоих ног, а ветер разносит пепел.
В таком состоянии он провёл вторую ночь без Адели. Не спал, не ел, не испытывал ни одной эмоции. Словно был из дерева. Мёртвого и сухого.
Зазвенел будильник и вывел Дэна из оцепенения.
Сегодня он пообещал подменить Митча у Рика в кафе. Дэн медленно оделся, спустился вниз и, отперев тяжёлую дверь, вышел на улицу.
30 ноября. Последний день осени. Он кажется более печальным, чем следующий — первый день зимы. Первый день зимы обнадёживает, лелеет мечты, дарит ощущение близкого Рождества. Последний осенний день такой же скрученный и нелепый, как лежалый лист, который давно оторвался, почернел и почти разрушился, оставив после себя хрупкий остов. Тронь его — и он рассыплется. Как не случившееся счастье. Два соседних дня. Два антагонизма.
Рик уже поджидал Дэна, но, увидев его, нахмурился:
— Дружище, ты заболел?
— Нет, — мотнул головой парень, — не выспался.
— А, — понимающе улыбнулся Рик, — дело молодое. Сейчас налью тебе крепкий кофе — отойдёшь.
Но Дэн не отошёл. Он на автомате исполнял указания, а в голове крутилось лишь один вопрос: что обычно делают люди в ситуации, когда их бросают? Как живут те, кого, против воли погрузив в воду, лишили воздуха? Как жить, если все силы уходят только на то, чтобы контролировать движения, потому что тело хочет остановиться и орать? Тупо орать в небо. А потом упасть и умереть. Дэн стиснул зубы. И потащил этот день, как когда-то трубу на буровой. «Du… du hast… du hast mich ...» пульсировало у него в висках. На полную громкость. Поэтому он не сразу понял, что ему говорит Рик, тряся за плечо:
— Дэн, Дэн!!! Эй, ты, кажется, всё-таки болен. Бледный, не слышишь…Может, отдохнёшь?
Дэн отрицательно мотнул головой.
— Тогда иди, хотя бы отдышись, ты час возишься в подвале, таская бочки, как робот. Выглядит пугающе.
Дэн вышел с заднего хода в переулок.
Там была глухая стена и рос красивый раскидистый клён. Всю осень он радовал огненной кроной, опалесцирующей от ярко-жёлтого до пурпурного. Жена Рика собирала его листья и расставляла праздничные букеты в плетёных корзинках на столиках. Они очень радовали посетителей.
Прислонившись к груде поддонов, Дэн смотрел на то, как ветер безжалостно оголял дерево, срывая с него последнюю листву и расшвыривая её по переулку. В это мгновение Дэну показалось, что в холодном мире больше никогда не появится хороших известий. Будто их отменили навсегда. И теперь вечно будет этот собачий холод, эта облупленная стена соседнего дома, это несчастное одинокое дерево, которое каждой своей веткой дрожит от ужаса перед неизбежностью надвигающейся стужи… Хмурая осень кашляла на Дэна порывистым астматичным ветром, и он чувствовал, что пронизывавшие до костей порывы заражают его безразличием, горькими туманами и печалью.
Вернулся в кафе он совершенно больной. Его трясло.
— Дэн, да ты как ледышка! — воскликнул, коснувшись парня, Рик. — Возвращайся в Школу.
Дэн, будто сомнамбула, пошёл обратно. Он шёл, не особо осмысливая, куда идёт. Очнулся лишь тогда, когда его руку от дверного звонка оторвал Альберт. Оказывается, он явился к Профессору.