— А где же счастливый конец, профессор? — спросил Митч.
— Он в том, что клиент всё же прислушался ко мне и так составил договор, что легко смог его отозвать и вернуть себе прежнее положение. И что же случилось сразу после этого? Верно! Джон опять стал ласковым, внимательным и «всё-всё осознал», с его слов.
— Так значит, люди не меняются, профессор? — спросил Питер.
— Ну, человек же может поменять своё тело? — ответил ему Стоун вопросом на вопрос.
— Вообще-то да, но для этого нужно большое количество усилий и тренировок, — кивнул Пит.
— Ты сам себе объяснил. Так и с душой — люди меняются. И это несомненно. Но это процесс осознанный. Для этого нужно большое количество усилий и тренировок. Своей души. Гораздо быстрее можно изменить тело с помощью одежды. Не правда ли? Завуалировать, спрятать недостатки. Но ведь тело-то не изменилось. В итоге, раздевшись, человек останется всё тем же. Так и с душой. Чаще всего мы видим не изменившегося внутренне человека, а надевшего новые слова, подбирающего к нам новые ключи.
— А есть люди идеальные, доктор Стоун? Те, которые достигли абсолютного совершенства? — спросила Пола Уиггинс. — В которых нет ни обидчивости, ни агрессии? Только доброта и ласка.
Стоун засмеялся. И отрицательно покачал головой:
— Человек как коробка со старой акварелью. Где много рядочков с красками. Одни уже протёрты до донышка, другие — почти не тронуты. Но они там есть — все цвета палитры. И, уверяю вас, каждую краску художник попробовал, хоть единожды, пусть тайно, совсем чуть-чуть, едва коснувшись кисточкой. Нам всем не чужды истерики и спокойствие. Нежность и бессердечие. Равнодушие и милосердие. Аккуратность и пофигизм. Каждый рисует жизнь своими цветами. Но людей белоснежных нет. И даже если бы существовал такой человек, то он был бы глуп как пробка, потому что внутри него не было бы цветов. Никаких. И он не мог бы читать окружающих: просто не понимал бы их. Мы узнаём в других демонов только потому, что они есть в нас самих. Пусть и спящие. Люди вокруг нас неидеальны. Как и мы в их глазах. Как и мы... Так что же кого-то осуждать и учить жить? За что? Зачем? За то, что кто-то чаще живёт одними эмоциями, а вы — другими? Кто-то рисует синим, а вы — зелёным? Вам ближе абстракция, а кому-то — натурализм? Неужели стоит тратить жизнь на споры и выяснения, кто более прав или лучше? Никто — вот ответ. Может, лучше найти компанию художников, близких тебе по стилю?
— Ну, есть же люди, которые никогда не сердятся. Далай Лама, например. Те, которые достигли дзена, — засомневалась Пола.
— Я тебя уверяю, даже у самого Далай Ламы бывали истерики и приступы паники. И в его коробочке с эмоциями есть тёмные краски. Но он научился чаще рисовать другими. Мир подобен раскраске. Каждый разукрашивает его на свой лад. Далай Лама не идеальный, пойми. Как и ты или я. Повторюсь, у каждого внутри одна и та же коробочка с эмоциями. Ты зря думаешь, что Бог дал ему другую. В этом и ошибка. Такие, как он, просто достойный пример, насколько чудные картины выходят, если меньше брать серого с чёрным.
…После лекции Стоун подошёл к Дэну и спросил:
— Ты занят вечером?
— Сегодня же канун Сочельника. Завтра я улетаю домой. Так что я совершенно свободен, — криво усмехнулся Дэн.
— Тогда не можешь ли составить мне компанию и пойти со мной на выставку современного искусства? Я хочу показать тебе работы одного моего ученика. Очень талантливого.
— Почему бы и нет, — подумав, ответил Дэн, боясь одинокого вечера.
— Тогда в шесть жду у меня, — кивнул Уолтер.
…В назначенное время они встретились на крыльце у Стоуна. Тот вышел к Дэну в красивом строгом пальто и элегантном шарфе. И протянул ему перчатки:
— Держи, Дэн. Чтобы ты опять не застудил руки. Это мой тебе рождественский подарок. Пойдем, пройдёмся. Тут буквально пару кварталов.
Дэн очень обрадовался подарку. Он натянул перчатки на руки, мгновенно почувствовав тепло в озябших пальцах.
Профессор и ученик медленно двинулись по заиндевевшей улице, где каждый столб, каждая дощечка забора покрылась изморозью, сверкающей в зимних сумерках, а лужи выглядели словно застывшие кружева.
Стоун взглянул на Дэна и сказал:
— Знаешь, у меня тоже была непростая жизнь. Но у нас с тобой есть из-за этого одно неоспоримое преимущество. Ты, Дэн, конечно, слава Богу, ещё не познал особо горя в жизни. Не спорь, ты ещё не знаешь, что это такое. Поверь, ты потом со мной согласишься, так вот, но ты мне напомнил фразу моего учителя: «Кто познал большое горе, умеет быть счастливым и от малой радости. Пока тебе судьба не переломает крылья и не бросит на самое дно, ты даже в уме не сможешь представить — каково это — просто жить и ходить по земле». От одной этой мысли паришь. К сожалению, по- настоящему начинаешь ценить жизнь, только выбравшись из трудностей. Я знаю, что у тебя было нелёгкое детство. Хоть и с любящей мамой. Зато теперь у тебя есть преимущество — ты умеешь ценить. Так что избалованные жизнью и родителями — это во многом ограниченные люди, их стоит пожалеть. Им нужна очень большая высота или слишком идеальная жизнь, чтобы почувствовать ощущение полёта…