— Как молитву, — заметил Дэн.
— Угу. Как молитву. Так почему бы их не прочесть хотя бы раз в жизни, Дэн? — спросил Стоун, похлопав парня по плечу, а потом добавил: — Зайди ко мне на минутку.
Уолтер открыл дверь, и они шагнули в тёплый дом. Дэн увидел, что на окнах зажжены свечки, в холле стоит наряженная ёлка, а коридор, ведущий к кабинету, украшен гирляндами из снежинок.
— Профессор, надо же! Когда вы успели подготовиться к Рождеству? — удивился парень.
— Ну, вообще-то мы с Альбертом нарядили дом в начале декабря. Просто ты только сейчас стал просыпаться, — улыбнулся Стоун.
Он скинул пальто и прошёл в библиотеку. Через минуту вынес оттуда большую книгу и вручил ученику:
— Вот, возьми. Начни с этого.
Дэн прочёл название: «Мысли великих философов Древней Греции с комментариями».
— Там есть Пифагор? — спросил Дэн. — Вы меня им уже заинтересовали!
Стоун кивнул.
— Я возьму её завтра в дорогу, — пообещал Дэн.
Глава Тринадцатая.
Утро в Школе началось с праздничного завтрака. Здесь это было давнишней традицией — Завтрак в тапках. Ученики собирались рано, чтобы отметить наступающее Рождество, но уже к обеду обычно здание пустело — все разъезжались по домам.
С семи утра везде хлопали двери, раздавался смех, и чувствовалось всеобщее возбуждение.
К девяти главный зал был полон. Девочки ночью украсили его стены, там же парни приготовили шведский стол. Играла музыка. По традиции, все пришли в тапочках на босу ногу, хоть и парадно одетые. Митч, например, явился в костюме цвета апельсина, с галстуком в лимонах, чем вызвал фурор. Девочки надели красивые платья, и каждая выбрала оригинальные тапочки: у кого-то они были в виде рыбок, кто-то пришёл в меховых, кто-то надел домашнюю обувь в виде плюшевых мишек и даже бархатных пироженок.
Учительский состав облачился в красные шапки с помпонами, и у всех на ногах тоже красовались тапочки. Самые оригинальные были у Стоуна — расшитые восточные шлёпки с загнутыми носами, на конце которых висели маленькие колокольчики. А наряднее всех была, как всегда, Вирджиния. Сегодня она выглядела словно тортик из семидесятых: облачилась в нежно-розовое платье, состоящее из одних оборок, подкрасила глаза голубыми тенями и взбила волосы в сложную башенку, которую украшал золотой бантик. Такие же, только поменьше, покачивались в её ушках и блестели на домашних меховых туфельках.
— Сегодня, — объявила она, — мы традиционно поднимем бокалы с нашим фирменным безалкогольным глинтвейном, который дарит тепло и чувство праздника, но не хмелит голову! Съедим наши чудесные рождественские пироги и расстанемся на неделю! Счастливого Рождества!
Все обступили преподавателей, у каждого в руках был стакан с коричным чаем или глинтвейном. Сначала вперёд вышел Сайлос.
— Всех, кого любят, хотят коснуться, стиснуть, закружить, слиться с ними, чтобы хоть на мгновение стать единым целым, — сказал он, высоко подняв стакан. — Пусть в это Рождество вам будет кого обнять, мои дорогие. И сейчас я хочу обнять каждого, кто здесь присутствует, но, так как это невозможно, просто гип-гип…
— Ура! — подхватили студенты и тоже подняли бокалы.
Потом выступила По. Выйдя на середину зала, Элисон сказала:
— Что я хотела бы пожелать вам? Как хорошо быть неидеальной... Как здорово быть чуть-чуть ненормальной и пританцовывать, когда пожелаешь. И закружить кого-то рядом, и крепко расцеловать. Или поплакать, немного жалея себя. От души, до пузырей, напоминая себе осеннюю лужу. Подхватить чужую сумку и помочь донести. Или просто помочь, в чём хочется. Или не помогать и не мучиться после, от душащего чувства, что мир не спасён... Как хорошо просто жить... Придёт такое время, и все мы будем идеальными. И такими нас любить будет легко. Нам простят все ошибки и прегрешения, которые покажутся в тот момент невероятно неважными. И будут говорить о любви те, кто забывал сделать это при жизни, критиковал или уничтожал. А мы станем неподвижными, обескровленными, с абсолютным чувством покоя и отстранённости на лице. С полным контролем чувств и эмоций. Вернее, без них. Но пусть это произойдёт как можно позже. А пока давайте жить. Такими вот. Неидеальными. И любить друг друга. Неидеальных. И понимать, что другой жизни всё равно не будет. Счастливого всем неидеального, но прекрасного и неповторимого Рождества и Нового года!
И все зашумели. Чокаясь стаканами, обнимались, ели чудесные лоранские пироги. И даже Дэну на какое-то мгновение стало легко и весело, хоть он и видел Адель.
Она была в милой белой жилеточке и алом платье. Ада выглядела невероятно хорошо. Но смотрела не на него. Дэн решил, что главное — терпение. Он как рыцарь будет ждать. И она обязательно оценит. Хотя эти мысли и противоречили всему, чему его учил Стоун: любят не за что-то, а просто так. Однако Дэну хотелось переспорить и доказать, что всё по-другому.