— В чём?
— Вы должны были бы относиться к своим произведениям, как художник к картине, которую создаёт, и доводить книгу до совершенства. Давайте не будем говорить о грамматических ошибках — действительно, порой только человек с глубокими филологическими знаниями может разобраться, ставить здесь запятую или нет. Но, лишь бегло просмотрев вашу рукопись, я на первых же страницах нашёл более трёх плеоназмов, двусмысленность, повторения, которые делают текст корявым. А ведь, возможно, вы, действительно, написали гениальный роман… Сейчас же всё чаще рукописи выглядят так, как набросок художника на грязной салфетке: недоделанность, безграмотность, элементарные ошибки, много звукового мусора. Подумав над этим, зная простейшие правила языка, автор и сам бы всё исправил. Вы обижаетесь на то, что, построив, может быть, и великолепный дом, не соизволили в нём убраться и вычистить его. Вы подаёте сырое блюдо на стол и сердитесь, что его на ходу пытаются довести до конечного результата другие. Причём профессионалы своего дела, хоть вам и не по душе то, чем они занимаются. Они же ваш недоделанный пирог продавать будут, не вы. Так приготовьте сами! До последней вишенки. И торгуйте им самостоятельно. Вот тогда критики вам будут нипочём. Тогда любому, кто зайдёт на вашу кухню и будет раздавать непрошенные советы, вы смело укажете на дверь — подите вон, господин! Но пока вы нуждаетесь в других специалистах, пробуйте всё же строить с ними диалог на равных, а не вести себя, как обиженный ребёнок.
Молодой человек внимательно слушал, а потом спросил:
— Ну, и самый главный вопрос: моя мать говорит, что нужно иметь другую профессию. И уговаривает пойти учиться. Но я чувствую, что писательство — это моё. Хоть пока я и не оценён. Так что вы скажете, профессор? Осваивать мне какую-нибудь профессию или сидеть дома, пытаясь написать шедевр?
— Вы действительно напишите книгу, которая станет известной!
— Правда?! Вот здорово, то есть мне не надо идти учиться?
— Надо, — вздохнул Стоун.
— Но почему?! — разочарованно протянула будущая звезда.
— Вы напишите её после пятидесяти пяти. Чем же будете кормиться до этого, сударь?
— Но как же так? Почему так поздно? — удивился молодой человек.
— Вы можете создать самую лучшую машину. Но она не поедет без топлива. Топливом для книг являются впечатления и опыт. Вы невероятный фантазёр, однако, для создания книги нужны ещё и переживания. Это то, что её оживит и приблизит к каждому читателю.
— Но ведь есть люди, которые написали книги рано и прославились! — возразил юноша.
— Есть. Просто им повезло. В отличие от вас.
— И в чём?
— У них было тяжёлое детство.
…Когда, наконец, Дэн со Стоуном выключили свет в кабинете и закрыли двери, они отправились в столовую — обсуждать за ужином проект. Между тарелок разложили материалы, таблицы и, почти не чувствуя, что едят, вели дискуссию.
— Профессор, простите, это не лесть, но вы — гений, — говорил Дэн, — держа перед собой лист с выводами. Это будет прорыв в астрологии.
— Это просто многолетняя кропотливая работа, Дэн.
— Я счастлив, что могу учиться у вас. Для меня вы – бог астрологии.
— А я настолько же счастлив учить тебя. В тебе есть то же, что и во мне. Несломленность духа и понимание, что нам никто ничего не должен изначально. Мы с тобой выросли под забором жизни. И не пришибло им нас по случайности. Так сложились звёзды. Но это даёт огромное преимущество. Знаешь, многие ищут учителя, чтобы он был им опорой. Чтобы на нём, как на костылях, добраться куда-то. Подыскивают пастыря, который подцепит буксиром и потащит. Ты же идёшь за знаниями. То есть учишься плавать. А куда грести и как — решишь сам. Самое смешное, многие не то что не понимают, а считают должным, чтобы учитель им и направление указал, и пинок дал. И желательно регулярно подпинывал. А ведь любой учитель — всего лишь ступенька. Если ты не поднимешься выше него, тогда всё это бессмысленно. Непрофессионально. Так что не надо меня обожествлять. Так неправильно. Но, к сожалению, понимают это лишь единицы. А учителя́ частенько такой простой мысли до тех, кого учат, не доносят — гордыня мешает. И потом, как же приятно быть солнцем, которому поклоняются. Тут поневоле забудешь напоминать ученикам, что каждый из них и сам такое солнце... Ты моложе меня, Дэн. Сильнее. Умнее. В итоге ты априори должен быть лучше. Закон прогресса. Хороший ученик — это такой же талант и редкость, как и хороший учитель.
— Разве? — усомнился Дэн.
— Конечно. Учишь многих, а выучиваешь одного-двух, — уверенно кивнул Уолтер. — Ученики бывают двух видов. Одни наберутся по верхам, как маленький ребёнок, что наблюдает за матерью, но не хочет проходить её долгий путь, поэтому просто предпочитает играть в неё. Такому ученику легче надеть мамин фартук и покрутиться перед зеркалом, представляя, что процесс превращения в маму почти закончен. Эдакий ученик-пародист, который не берёт знания, не углубляется. Он похож на копию из принтера — всегда хуже оригинала. Толку от такого ученика мало, он способен лишь на ошибки. Ему бы ещё слушать, а он уже спешит имитировать, не понимая, что как раз сейчас максимально далёк от процесса учёбы. Так маленькая девочка, посетившая пару уроков, сажает в круг семью, машет под музыку руками и верит, что ей уже пора на большую сцену. Выглядит умильно, и всё же давай будем правдивы — это баловство, непохожее на танец профессионала. Большая вера в себя не даёт знаний - их получают благодаря упорству осваивания. Второй тип ученика — редкость. В нём много железной воли и выдержки. И с помощью опыта наставника он проходит его же путь гораздо быстрее, но не настолько мгновенно, как решают ученики-недоростки. И такой ученик — отрада учителя, ибо он его продолжение. Его эволюция.