Так вот, страх вкупе с отчаянием и сильное желание, о котором я толкую, находятся на разных полюсах! Отрицание жизни, скажем, на юге, а потребность занять новую ступеньку в эволюции – на севере. Мотивация неверная – переход невозможен. Для душевнобольных, неврастеников и прочих людей с отклонениями дверь тоже под замком. Нет, и точка!
– Как тогда приобрести «сильное желание»? Что надо сделать? – Лору тема интересовала.
– Это не «Кола», в ларьке не купишь! Такие вещи не приобретаются, когда в голову взбредет. Стремление совершить переход – как плод, который медленно зреет, набухает, растет и наконец созревает. Значит, в один прекрасный день он созрел – можно пользоваться. Никто тебе не скажет, когда настанет нужный момент. Только ты сама в этот день почувствуешь себя необычно. С чем бы сравнить? Да вот хоть с чайкой! Ты вдруг задумаешься: «Почему у меня такие длинные крылья, а я не могу летать высоко? С такими крыльями можно перелетать моря, а мне хватает только, чтобы кружить возле берега да пикировать вниз за рыбкой. Мало становится узкого места, хочется простора. С такого дня растет и растет чувство тоски и голода по… новому и незнакомому. Не знаю, так оно – нет, только догадываюсь! В Академии на первом курсе со мной такое случалось. Год, наверное, места себе не находил. Потом друзья успокоили, объяснили все про жизнь правильно. А то быть мне бродягой, неучем! Спасибо сокурсникам, выручили. Потом уже не повторялось.
– Ты не жалеешь? Хочешь сказать, у тебя была возможность, как ты говоришь, приобрести сильное стремление? Почему ты не захотел, это ведь интересно?!
– Ну, во-первых, тогда, в восемнадцать лет, я ничего такого не знал. Все про «сильное желание» я раскопал намного позднее. И вообще, я припомнил тот юношеский эпизод только из-за знакомства с рабочими материалами.
Во-вторых, на кой мне малоизученные опыты? Я до сих пор не знаю никого, кто совершил переход и очутился в другой нише. Может, это совсем неприятно? Окажусь в нише государственного преступника или жертвы или калекой рожусь. Зачем это надо? Сейчас семья, ребенок вот-вот будет, я все имею. А так, одному богу известно, где баян заиграет. Даром мне это не надо!
Муж напускал на себя серьезность – смотрите, я-де такой передовой, все знаю, пусть экспериментируют на других. Несмотря на отточенный армейской жизнью прием, Лора уловила в его тоне неискренность: он втайне досадовал, что тогда не окунулся с головой в непознанное. Что он сейчас сказал, было правдой. Досаду вызывало его желание откреститься от своей принадлежности к таинству перехода в новый мир. Полковник также подспудно принижал важность «сильного желания».
«Чтобы объявить о своей неприязни к чему-то, надо выискать все возможные недостатки», – подумала Лора, – небось вино в любовницы себе записал не от тяжелой работы! Заливает юношеский просчет, и бедненький сам не понимает, от чего страдает. Хорошо, я у него балласт – не дам зачахнуть!
– Пойдем, покажешь мне комедию на большом экране…
– Я тебе о серьезном!
Дара гавкнула в коридоре.
– Началось, – забурчал полковник, – теперь всех встречных-поперечных пугать начнет…
Радостным голосом он добавил:
– Все-таки как ей дал оторваться! Небось, чувствовала себя в настоящем бою. Оно и я затянулся! Лора, твою подушку, кстати, собака порвала. Запиши на ее счет!
– Изверг! – без злобы произнесла жена.
Глава 21.
Была ночь. Лорин муж навис над животным, и та смотрела на него испуганными глазами. Чтобы смягчить атмосферу, Дара, не вставая, попробовала повилять хвостом, но тот глухо ударялся об пол, не производя приветственного эффекта. Мужчина молчал, и Дара догадывалась о его настроении.
Полковник заговорил со знанием дела – он рассчитывал так, чтобы собака понимала его речь. Именно понимала. И не слова, а смысл. Полковник членораздельно произносил простые звуки, чем сильно отличался от жены-тараторки.
Из сказанного им выходило, что полковник в курсе, что собака смыслит в их человеческих делах. Прозвучала фраза об еще одной особенности Дары, которую та раньше никогда за собой не замечала. Выходило, будто она, собака, однажды встанет на смену человеку из окружения этого мужчины. Полковник знал, что ему не грозит подмена, но тряс кулаком возле носа собаки, боясь за Лору.
Если бы знала человеческий язык, Дара бы поклялась, что никогда в мыслях не допускала причинить Лоре вред.
Но мужчина продолжил громким шепотом, как будто мог знать все собачьи доводы, что ее намерения не в счет. Она, животное, даже не понимает, как этот принцип действует. Полковник произнес имя: Сатурн, и Дара догадалась, что это имя собаки. Даже больше: такое имя мог получить только очень хороший представитель их рода.