Причем учеба в школе не была фаворитом Большой Матери, но едва ли не самым главным для Ситиной родной мамы – Лоры. Основной битвой жизненных стихий ребенка и родителя становилась школа.
Мать Большая не возражала против гуманитарных предметов, и в философии, психологии и литературе Сита была впереди остальных. Учителя только разводили руками: как несомненно талантливый ребенок, умевший не только запомнить урок, но и взвешенно высказать свое мнение по теме, становится полностью бестолковым в математике или физике? В школе ее оставляли только из-за хороших показателей по трем предметам.
Насмешники, которых поначалу в классе было большинство, со временем остыли и перестали в лицо потешаться над девочкой. Она становилась настолько надмирной, что не воспринимала глупых издевательств или оскорбительных гримас. В свой арсенал она получила сильное оружие – умение ставить других в более высокую позицию относительно себя, а за спиной подчеркивать редкие, но по-настоящему хорошие свойства обидчиков. Такой подход обезоруживал даже отъявленных негодяев.
В одиннадцать лет девочка еще терпела от своих сверстников, но позднее Большая Мать научила ее, как нейтрализовать критиков и недоброжелателей. На высокомерный вопрос, действительно ли Сита думает о своих оскорбителях так, как говорит, она утверждала, что сама хотела бы иметь выдающееся качество того, о ком шла речь. Девочка натренировала умение распознавать одно или два свойства характера подростка, которые тот сам ценил в себе больше всего. Рано или поздно Ситина тактика срабатывала на всех злоумышленниках.
Были и такие, кто восхищались покоем царственного поведения Ситы. Ничего, что она не соображает в науках, – далеко не все сверстники ценили друг друга за знания. Ей давали списывать, а порой даже делали за нее индивидуальные работы. Просто из уважения, а кто и из тайной боязни ее необычности.
Доктора, которым Лора показывала Ситу, не признавали серьезных отклонений в психике девочки. Для успокоения мамы они прописывали разные таблетки, которые Большая Мама просила Ситу выкидывать. Когда это не получалось из-за Лориного надзора, в ту же ночь Большая Мать появлялась как ощущение тепла в животе, и воздействие препарата бесследно прекращалось.
Тайд наблюдал за дочерью все пристальнее и намекал Лоре отдать девочку на консультацию к их военным докторам. Он уверял, будто его «команда» – эксперт номер один в аномалиях, вызванных замещением. Больнее всех остальных для Ситы были папины упреки. Тайд въедался в недостатки дочери и рассверливал ее погрешности насквозь. Порой, сам того не желая, полковник забывал, что он отец, и провоцировал девочку на срыв или импульсивную реакцию. Шли годы, и Тайд укреплялся в убеждении о собачьем прошлом Ситы и все ее странности приписывал животному наследству.
По теме замещения полковник проработал с военными учеными больше двадцати лет. Он был совершенно уверен в том, что развитые и высокоорганизованные животные путешествуют в человеческое обличье. Чуть не каждую неделю в их лабораторию приглашали людей, бывших в прошлом… домашними питомцами. И мужчины, и женщины, сидевшие перед ним под предлогом социологического опроса, выглядели, как лесные люди, – слабые на голову, но крепкие на руку. По жизни лесовики часто перебирали с алкоголем, причем женщины не меньше сильной половины. Могли долго гулять в запое и скверно себя вести. Тяжело и неохотно выходили из алкогольной зависимости.
Парадокс, но его дочка ни в чем не повторяла этих таежных прозябателей. Тайд замечал, однако, немало знаков того, что девочка побывала Серафимовой собакой: в ее привычках все напоминало Дару. Особи в человеческом обличье из их лаборатории и смышленая, грациозная Сита – несопоставимость была огромной. По швам трещали многие домыслы о перемещениях. Сита была исключением… и все же с собачьей предысторией. Злость брала полковника каждый раз, когда подобная мысль пробиралась к нему в ум.
– Надо ж, как вышло: такое недоразумение, да в моей семье-кутерьме! – причитал он, оставаясь в одиночестве.
Большая Мать всегда умела утешить. Она убеждала девочку, что, пусть Сита и была собакой всего несколько лет назад, ее нынешний дом намного благороднее соседних. Сита на голову выше тех, кто только очутился в человеческой нише. Сита даже смышленее тех, кто поменяли уже несколько «новых домов».
Лору меньше волновали теории. Она не сгорала от стыда из-за собачьего прошлого дочери. Мать такова, что принимает ребенка, какой он есть, хоть хромой, хоть во лбу со звездой. Но о том, чтобы отдать собственное чадо «живодерам», которые извели Сатурна, она не хотела и думать. Лора побаивалась, что муж украдкой сдаст их девочку на эксперимент – уж очень он с годами становился одержимым своей идеей. Чтобы не допустить использования девочки в угоду интересам военных, Лора перечисляла мужу последствия, которые его не порадуют.