Часть
Одно из моих первых осознанных воспоминаний — это яркое солнце, голубое небо с редкими облаками, похожими на пушистые перья, и прозрачно-зеленая вода - она облизывает берег и оставляет на нем шипящую белую пену.
Не знаю, сколько мне тогда было лет, должно быть, совсем немного. Я строил замок из песка — огромный замок с высокими башнями, почти с меня размером, - как вдруг появился незнакомый мальчик. Он был больше меня и, наверно, старше. Помню, он держал красно-желтый полосатый мячик и громко смеялся. И швырнул этот мячик, сбив самую высокую и красивую башню, а потом прыгнул сверху, превратив мою постройку в развалины.
Помню белую вспышку и то, как этот мальчик и его мяч отлетели в сторону и шлёпнулись в прибой — волны зашипели и откатились прочь. Помню, как подбежала мама — ее длинное светлое платье красиво развевалось на ветру, а широкополую шляпу она придерживала рукой, чтобы не потерять, - и что-то быстро сказала, указав на мальчика. Тот сразу перестал хныкать, встал и поплелся прочь, забыв свой мячик, — тот так и прыгал на волнах недалеко от берега.
Мама же подняла меня, отряхнула, взяла на руки и понесла в тень: там в удобных креслах за столиком сидели бабушка и дедушка и пили из высоких бокалов что-то разноцветное и наверняка вкусное. Я однажды хотел попробовать, но мне сказали, что это только для взрослых.
Помню бабушкино зеленое платье из такой гладкой и шелковистой ткани, что ее так и тянуло погладить, как ящериц, которых я ловил в камнях. У нее были темные волосы с густой сединой надо лбом и очень строгое лицо, а когда она смотрела на маму, то губы у нее сжимались в тонкую линию. А дедушка носил соломенную шляпу со смешным названием... как же это... ах да, канотье! И мне ужасно нравились его пышные бакенбарды и ухоженные усы: я думал, что, когда вырасту, у меня непременно будут такие же.
-Простите, мадам, - тихо сказала мама, усадив меня на стул, - я не могла предположить...
-Неужто первый выброс? - спросила бабушка, не глядя на нее и обращаясь к дедушке. - Так рано?
-Вспомни себя, дорогая, - невозмутимо ответил он. - У тебя это началось в том же возрасте.
-Значит, пора браться за обучение всерьез, - кивнула она. - Надо же, как летит время...
Бабушка обернулась к маме и негромко спросила:
-Надеюсь, милочка, вы провели достаточно времени с сыном? Нам нужно возвращаться на виллу, час уже обеденный. Ну а вам, полагаю, пора в отель.
-Да, мадам, всего доброго, мадам, - едва слышно ответила мама, поцеловала меня и исчезла.
Я давно знал, что взрослые умеют так делать, и тоже хотел попробовать, но дедушка сказал, что для этого сперва нужно вырасти, а пока я могу поучиться другим интересным вещам.
Бабушка всегда называла маму «милочка», и я даже думал, что это ее имя, пока не узнал, что маму зовут Мерседес. Она почему-то жила отдельно, а когда я спросил дедушку, отчего так (бабушку об этом спрашивать не стоило, она сразу замолкала и делалась похожей на каменную статую), он, подумав, ответил, что мама не была женой моего папы, поэтому у нее другая фамилия, а живет она отдельно. Мне тогда было лет пять, и такое объяснение меня вполне устроило.
Впрочем, от визита до визита проходило столько времени, что я успевал забыть, как мама выглядит, - это еще когда я был совсем маленьким. А когда чуть подрос, терпел ее поцелуи и вежливо отвечал на вопросы: как я ем, как сплю, сколько гуляю, чему учусь... Можно подумать, бабушка позволила бы мне остаться голодным, а дедушка не проследил, чтобы я не отлынивал на занятиях верховой ездой!
Так или иначе, она появлялась в нашем доме всё реже и реже, а когда ей удавалось остаться со мной наедине — обычно рядом была бабушка или дедушка, или хотя бы наш старый домовик, - говорила, что очень любит меня, и не моя вина в том, что я вырос таким холодным, бесчувственным и неласковым. Я каждый раз так удивлялся, что потом шел спрашивать у бабушки: неужели я правда такой? Как так? На что она отвечала: способность чувствовать и привычка к месту и не к месту демонстрировать свои эмоции не имеют ничего общего. А я вовсе не бесчувственный, а просто воспитанный.
Не знаю, так или нет, но чем старше я становился, тем с большим трудом я выносил обильные ласки мамы, и с тем большим удовольствием учился у дедушки и слушал рассказы бабушки: так славно было забраться на диван с нею рядом, рассматривать рисунки в старинных книгах, расспрашивать о том и о сём...
Они всегда были крайне сдержаны, даже ругались только за запертыми дверями, так, чтобы я ничего не услышал. Бабушка обладала крайне гневливым характером, но мне не полагалось знать, что у старших имеются какие-то слабости. Другое дело, что я обо всем этом со временем узнал, но промолчал.