Выбрать главу

Он ударил кулаком по столу, с наслаждением ощутив боль. Почему сейчас? Почему приказ должно выполнить в четверг, а не двумя днями позже, когда он наконец смог бы увидеться с Эви?! Все пять лет он пытался представить, какая она: сначала противная девчонка, потом — забавный подросток, и наконец… Что же, он не знает, когда все это случилось, но последнее время его преследовали видения голубоглазой красавицы блондинки с лукавой улыбкой.

Если быть честным с собой, есть еще одна причина, по которой он должен отказаться от Эви. Она будет слишком его отвлекать, а он не может позволить себе ничего подобного. Избранная им дорога будет и без того достаточно опасна, чтобы обременять себя женщиной. Ничего не поделать. Его письмо должно быть написано таким образом, чтобы она не захотела иметь с ним ничего общего.

Бенедикт зажмурился. При одной мысли о том, чтобы ранить и, следовательно, потерять Эви, тоска перехватывала горло, а сердце словно обжигало болью.

Он решительно открыл глаза и потянулся к перу. Все к лучшему. Кроме того, как бы много она ни значила для него, он навсегда останется маленькой, безликой частью ее детства. У нее много родных, много друзей, которым она небезразлична. Через несколько месяцев она забудет о нем и займется другими делами.

Он принялся за работу. Перо летало по бумаге, с каждым жестоким словом более и более неотвратимо разрывая все, что их связывало. И, зная, что Эви ничего не заметит, он тщательно составил письмо так, что во фразах, которые невозможно простить, все же содержалось нечто, дававшее надежду, если только правильно понять смысл.

Подписавшись, он отложил перо и перечитал написанное.

Все абсолютно правильно и одновременно ужасно неверно.

Глава 1

«Очень легко объявлять о непревзойденном умении всадницы, если при этом вы запретили мне приезжать в Хартфорд-Холл. Интересно, будете ли вы столь же храбры, если мне придет в голову неожиданно явиться и предложить устроить скачку?»

Из письма Хастингса к Эви

Эйлсбери, Англия, 1816

Она сделала это! Действительно сделала это! Оставалось не взорваться от радости, прежде чем она сумеет с достоинством удалиться.

Закрыв дверь, Эви немедленно исполнила короткий победный танец прямо в коридоре, у отцовского кабинета.

Она в одном шаге от достижения заветной цели! Теперь остается только найти способ…

— Мама никогда этого не допустит.

Эви удивленно взвизгнула и прижала руку к заколотившемуся сердцу. Черт бы все побрал, откуда взялась ее сестрица?

— Господи милостивый, ты вознамерилась меня убить? Беатрис, когда ты усвоишь, что нельзя так подкрадываться к людям!

— Я к тебе не подкрадывалась. Ты просто меня не заметила. И, как я уже сказала…

— Я слышала, что ты сказала, — нахмурилась Эви. — Поверить невозможно, что ты высказываешься о деле, суть которого тебе неизвестна! А даже если бы что-то и знала, тебя это никак не касается.

Следовало бы помнить, что в доме, по которому шныряют три ее сестрицы, никакая беседа с папой с глазу на глаз долго секретом не пробудет. Хорошо еще, что здесь топталась только Беатрис, а не близнецы. Эви очень любила всех троих, но достаточно хорошо знала Джоселин и Каролин, чтобы сознавать: если они подслушали ее беседу с папой, к вечеру весь дом будет посвящен в подробности.

Беатрис скрестила руки на маленький груди и ответила столь же мрачным взглядом.

— Ты — моя сестра: конечно, твои дела меня касаются. И в любом случае мама никогда не согласится на твое предложение, тем более что оно абсолютно абсурдно.

Нужно отдать Беа должное: она мгновенно уловила причину беспокойства Эви. Работая рядом с отцом почти семь лет, Эви была почти уверена, что получит его согласие. Так оно и вышло. Но только с условием, что мать тоже одобрит. А вот это уже казалось куда более серьезным препятствием.

Эви украдкой покосилась на дверь отцовского кабинета и, не слишком нежно сжав тощий локоток Беатрис, потащила сестру по коридору. Лучше не рисковать: вдруг папа или кто-то еще их подслушает!

Втолкнув сестру в розовый салон, Эви с мягким щелчком закрыла дверь и повернулась к маленькой шпионке:

— Во-первых, мое предложение не было абсурдным, и с твоей стороны нехорошо так говорить! Во-вторых, папа абсолютно согласен с моей идеей, и, в-третьих, в шестнадцать лет уже немного не по возрасту подслушивать у замочных скважин, не считаешь?