— Жрец! — хускар крикнул на последнего оставшегося в живых жреца из храма Акатоша, что, сжавшись от страха, трясся за спинами нордов-воинов в самом конце строя. — Делай своё дело!
— Д-да! — голос всё ещё молодого, не разменявшего и третий десяток лет имперца треснул от испуга. — Я-я… сейчас! — он быстро засеменил между мертвыми телами, идя по лужам крови верных Вермине.
Я не смеялся над страхом жреца, не презирал его и не осуждал, ведь сам был на его месте, я очень остро помнил, что такое впервые столкнуться с даэдра, и он за свой срок службы своему богу впервые прошёл через нечто столь ужасное. Не только влияние Черепа Порчи, но и сотни смертей, это легко пошатнет незакаленного и не подготовленного человека. Но за что я мог уважать этого жреца, так за каждый его новый шаг к посоху, несмотря ни на что, он был готов исполнить свой долг. Сегодня в нём выковался стальной стрежень, он воочию увидел, что собой представляют зловредные даэдра, а не услышал из уст очередного вышестоящего жреца. Это сильно пригодиться ему дальше в жизни, я был уверен.
— Дело почти сдела… — мой шепот был прерван раздавшимся в голове насмешливым, забавляющимся над потугами насекомых, голосом.
— Вы столь забавные глупые смертные, столь слабые, столь полны страхов, дурных снов. Кошмаров, — я, как и два десятка людей вокруг схватился за голову, пошатнувшись на ногах, но не упав на колени, как сделали это некоторые, каждое слово было раскаленным гвоздём внутри черепа. — О да, я чую этот сладкий аромат, этот манящий запах, он требует, чтобы его вкусили, отведали. Выпустили, — многие вокруг застонали в голос, мне самому пришлось до боли стиснуть зубы, чтобы на стонать в голос, а глухо сипеть. — И среди всего разнообразия блюд, ты, — я не сумел сдержать стон, он таки покинул мои уста, а горячая сталь в разуме превратилась в кислоту, которую чьи-то руки старательно перемешали с моими мозгами, почему-то я знал, что Вермина говорит именно обо мне, — пахнешь вкуснее всего. Твой кошмар затмевает любой иной, у меня просто нет сил устоять перед этим огромным соблазном. Узрите же мощь моего Черепа Порчи! — насмешка превратилась в злой оскал, моё зрение на секунду потемнело, а когда я смог видеть вновь, то замер на месте тут же побелев от ужаса.
Сердце замерло, мир застыл, растянув мимолетный миг на бесконечность полную чистого ужаса, я был уверен, что физически ощутил, как кровь отхлынула от моего лица. Горящее дыхание обдало мне лицо, два рядя огромных клыков в половину моего роста находились всего в паре метров от меня, два алых глаза прожигали душу, а массивное черное чешуйчатое тело, едва поместившееся в огромном многоэтажном зале, вызывало животный трепет в теле и дрожь в коленях. Хотелось просто упасть на колени и молить о пощаде, но я не мог, тело дрожало от ужаса, но не двигалось, оно не могло, попросту задубев. Но не всем повезло так как мне, жрец, что был впереди всех, ему было хуже всего, он просто упал на землю, я видел, что он умер просто от страха, его сердце не выдержало и разорвалось на части.
Увы, я был недостаточно напуган, я был достаточно в своём уме, чтобы точно знать имя того, кто появился пред нами и кого здесь не должно было быть просто потому, что быть не должно. Мой самый огромный страх. Мой кошмар.
Алд…
— Йорре, — это было первое и последнее предупреждение перед стремительным выпадом огромной пасти по замершим на своих местах воинов.
…уин.
Кровь и тьма, вот что заполнило мир вокруг меня, десяток разорванных тел за максимум две секунды, десятки разорванных органов и галлоны крови окрасили мир мерзким алым цветом. Гибкое чешуйчатое тело, что будто поглощало любой свет, падающий на него, превратилось в черную дыру куда словно магнитом тянуло охваченные ужасов взгляды и души несчастных было источником жуткой тьмы. Жуткий монстр, титан среди букашек, которому было тесно в трехэтажном зале, его тело было словно в оковах, в ловушке, вот только в ловушке разом с ним было два… нет, теперь уже десяток людей.
Беги.
Шептал разум.
Беги.
Говорили самые глубинные инстинкты.
Беги.
Ревело всё моё существо громогласным хором.
Тебе не сбежать.
Самодовольно, упиваясь этой простой истинной два огромных раскаленных угля смотрели мне в душу и видели в ней не более, чем легкую закуску.