Выбрать главу

Однако так не рассказывают о конференции – мелочи, детали, воспоминания, реплики… Там, между прочим, о серьезных вещах говорили вполне серьезные люди. Спорили друг с другом. Ну, и пусть говорят сами…

Точка бифуркации пройдена, мы идем к унитарному авторитарному государству…

Татьяна Ворожейкина,

преподаватель Московской высшей школы социальных и экономических наук

В начале девяностых годов мы еще могли развернуть страну к демократии и гражданскому обществу, а теперь такого выбора у нас уже нет, и мы почти планомерно движемся к воссозданию государственноцентричной матрицы развития. Эта самая матрица хорошо знакома нам по советской (да и досоветской) истории, но совершенно не соответствует требованиям современного развитого мира.

Выборы так и не стали инструментом смены у власти разных политических сил, политических партий. Они все более управляемы из Центра; если там и не научились еще всегда добиваться избрания конкретного кандидата, то уже вполне овладели техникой «неизбрания» кандидата нежелательного.

Идет трансформация государства в унитарное, везде и повсюду управляемое по единому, заданному сверху образцу, управляемое чиновниками, подчиненными Центру.

Государство контролирует политические партии, благоволит одним (и те туг же начинают процветать), вытесняет на обочину политической жизни другие, оппозиционные.

Постоянно укрепляются силовые структуры и полицейский надзор за электронными сетями, усиливается давление на средства массовой информации.

Я не против укрепления государства, я против укрепления режима личной власти, при котором государство как раз слабеет. Происходит приватизация государственной власти, государство становится как бы частной собственностью тех, кто им управляет. Действия власти не подчинены определенным, всем известным прозрачным правилам, не отливаются в определенные публичные процедуры, институты, на всех уровнях идут по каналам личных связей и личной, персонифицированной власти.

Многие надеются на то, что укрепившееся государство проведет необходимые сегодня экономические реформы, как в свое время в основном силовыми методами провел их Пиночет в Чили. Хочу напомнить, что Пиночет действовал в несколько иных условиях и иной социокультурной среде, чем это происходит у нас. Чили, например, всегда было наименее коррумпированным государством Латинской Америки, там живы определенные традиции государственничества. Авторитаризм может быть и не чилийского образца, а, например, мексиканского. Здесь вплоть до 90-х годов все губернаторы были представителями правяшей партии, хотя все были выборными – выбирали всегда, кого надо Центру, не брезгуя прямыми подлогами.

Крупный капитал хочет выйти из тени

Вадим Радаев,

доктор экономических наук, проректор Государственного университета – Высшей школы экономики

Сама история проведенного нами исследования говорит об этом. Примерно 20 процентов товаров, проходящих таможню на пути в страну, идет по так называемым белым схемам, то есть абсолютно легально и по всем правилам. Не больше десяти процентов идет по «черным схемам», то есть представляет собой чистую контрабанду. Основной грузопоток идет по «серым схемам», то есть полулегально, с крупными нарушениями принятых правил.

Понятно, почему. Средний размер таможенных пошлин – 35 процентов стоимости товара. Еще 25 процентов – налог. И два-три дня ожидания. Если же 6-7 процентов стоимости товара заплатишь в карман таможеннику (говорят, теперь уже 12 процентов – инфляция!), больше ничего никому платить не надо, и через два часа все твои документы будут готовы.

(Кстати, «в карман таможеннику» – это всего лишь эвфемизм. Я примерно так себе и представлял: загоняют грузовик на весы, выходит на крыльцо таможенник и начинает вымогать взятку. На самом деле, никто не выходит на крыльцо, деньги платятся заранее какой-то фирме за мифические услуги, потом все идет обычным путем, и ваш груз не отличить от абсолютно легального, только идет он почему-то совсем с другой скоростью и без всяких помех.)

Так вот, импортеры холодильников, аудио- и видеотехники и прочего, люди среднего и крупного бизнеса, сами заказали социологам исследование, цель которого – выяснить, что именно более всего мешает переходу на «белые схемы» в отношениях с таможней и что здесь можно было бы сделать. «Мы, конечно, и сами все это знаем, но надо, чтобы люди со стороны посмотрели, вдруг увидят что-то неожиданное»… Потому они, обычно избегающие разговоров «не со своими», не только допустили к себе социологов (на пленках и дискетах – пятнадцать разговоров в среднем по полтора часа каждый), но даже разрешили частично предать огласке результаты.

Откуда вдруг такой интерес к легализации бизнеса?

Вот, по крайней мере, три довода в ее пользу.

Слишком велик риск нарваться на так называемую селективную проверку, когда вскрывается случайно выбранный фузовик, вагон, цистерна и проверяется полностью. Тут-то могут выплыть всякие несоответствия товаров и документов или «особый» путь документов, и все это в результате обходится бизнесмену очень дорого.

Упущенная выгода: если ты систематически занижаешь объем своих сделок, тебе труднее добыть инвестиции и кредиты, охотнее имеют дело с крупными предпринимателями.

Угроза потерять долю рынка, которую всегда рад занять тот, кто работает легально.

Наконец, постоянный риск нарваться на «отморозков», которые водятся только в серых и черных сегментах рынка, а за два-три года легальной работы вытесняются полностью.

А легализации более всего мешает коррумпированность чиновников и их полная неготовность принять порядок, перед которым все будут равны. Крупные предприниматели согласны платить государству больше, чем сегодня, но при обязательном условии единства правил для всех без изъятия, иначе какая же конкуренция. Чиновники же никак не могут отказаться от права раздавать льготы и делать одних хоть немного «равнее»…

Конечно, деформировать рынок легко, а вернуть ему «правильные» очертания – работа долгая, многоступенчатая и даже опасная. Но и само по себе тяготение в эту сторону, отчетливо намечающееся, дорогого стоит…

Бандиты становятся респектабельными

Вадим Волков,

кандидат социологии, преподаватель Центрального европейского университета

Волкова я настигла у столиков с кофе – он выскочил за минутку до начала перерыва, чтобы избежать толкотни. По питерской своей галантности он никак не мог признаться, что совершенно меня не помнит, хотя имел на это полное право: мы мельком у тех же столиков о чем-то с ним договаривались несколько лет назад. А спрос на Волкова должен быть, по идее, очень хорош и у нас, и за рубежом (где уже выходит его книга на английском языке, конечно, раньше, чем у нас, на русском) – он занимается бандитами. Не ловит их, разумеется, а изучает. Да еще не где-нибудь, а именно в Питере, усилиями объекта его исследований и моих коллег прославившемся, как Чикаго времен сухого закона.

Так вот, он доложил аудитории, что объект его штудий исчезает на глазах.

Нет, это не победа наших правоохранительных органов. Они, бандиты, самол иквидиру ются.

Они стали жертвами собственных успехов в ходе капитализации прибылей: попали под действие жестких законов рынка. И выжили среди них те, кто вовремя сговорился с властями и легализовал свой бизнес.