Писатель В. В. Карпов, беседуя с журналистом В. М. Песковым о мемуарах Г. К. Жукова, отметил, что они "несут на себе печать времени, в котором они писались и издавались. Жуков был человеком прямым и честным. Но существовали редакторы, правщики, консультанты. Во всех мемуарах они свой след оставляли. Иногда это был след мужества, а иногда трусости" [Комсомольская правда, 1986, 30 ноября].
Вот один из примеров. В "Воспоминаниях и размышлениях" автор сдержанно пишет относительно ошибочного решения Ставки Верховного Главнокомандования от 5 января 1942 года о переходе наших войск в общее наступление на всех главных направлениях [См.: Жуков Г. К. Воспоминания и размышления, т. 2, с. 47 - 49]. Между тем этот же вопрос в коллективном труде, вышедшем в 1966 году под моей редакцией, рассматривается им развернуто и бескомпромиссно:
"Фактическое развитие событий доказало ошибочность решения Верховного на переход в январе в наступление всеми фронтами. Было бы целесообразнее собрать больше сил на фронтах Западного направления (Северо-Западный, Калининский, Западный, Брянский фронты) и нанести сокрушительный удар по группе армий "Центр", разгромить ее и продвинуться на линию Старая Русса, Великие Луки, Витебск, Смоленск, Брянск, после чего можно было бы прочно закрепиться и готовить войска к летней кампании 1942 года.
Если бы девять армий резерва Ставки Верховного Главнокомандования не были разбросаны по всем фронтам, а были бы введены в дело на фронтах Западного направления, центральная группировка гитлеровских войск была бы разгромлена, что, несомненно, повлияло бы на дальнейший ход войны" [Жуков Г. К. Первое стратегическое поражение вермахта. - Провал гитлеровского наступления на Москву. М., 1966, с. 54 - 55].
Характерны и отдельные детали. В книге мемуаров описывается эпизод, когда Г. К. Жуков 18 апреля 1943 года прибыл на Северо-Кавказский фронт в расположение 18-й армии генерала К. Н. Леселидзе. Дальше сказано:
"Мы хотели посоветоваться с начальником политотдела 18-й армии Л. И. Брежневым, но он как раз находился на Малой земле, где шли тяжелейшие бои" [Жуков Г. К. Воспоминания и размышления, т. 2, с. 150]. Спорность этого эпизода очевидна, и придумал его не мемуарист.
Еще пример. Во втором издании воспоминаний автор сообщал о жертвах блокадного Ленинграда: "В страшную блокадную зиму 1941/42 года детально подсчитать умерших от голода было некому. Первой объявленной цифрой погибших было 632 тысячи человек. Но впоследствии советские историки уточнили эту цифру, что и нашло отражение в пятом томе "Очерков истории Ленинграда".
Вот что написано в этом авторитетном труде: "От налетов авиации и артиллерийских обстрелов погибло 16467 ленинградцев и 33 782 человека получили ранения. Не менее 800 тысяч ленинградцев (курсив мой. - Г. Ж.), погибших от голода и лишений, - таков итог вражеской блокады" [Там же, с.
430].
В последующих изданиях, вышедших уже после смерти автора, это уточнение выпало. И цифры потерь стали называться прежние.
Советую также авторам писем обратиться к уникальной посмертной публикации писателя К. М. Симонова "К биографии Г. К. Жукова", которая была заказана ему Политиздатом и которая полностью включена в книгу "Маршал Жуков. Каким мы его помним" (книга вышла в 1988 году). Публикация Симонова позволяет полнее представить облик великого полководца и его понимание событий минувшей войны.
В научном архиве Института истории СССР АН СССР хранится машинописная рукопись маршала Г. К. Жукова, озаглавленная "Коротко о Сталине". Приведу из нее некоторые извлечения:
"Я старательно пытался досконально изучить Сталина. Но было очень трудно понять его. Он очень мало говорил и коротко формулировал свои мысли.
Мне казалось, что Сталин, будучи органически не связанным с народом и с его трудовой деятельностью, с его жизненными условиями, с думами и переживаниями, познавал жизнь народа по докладам членов Политбюро и Секретариата. Ну а так как Сталину обычно докладывались вопросы в несколько приукрашенном виде, естественно, он не знал истинного положения в стране, в глубинах жизни народа".
"В разгар войны, чувствуя свою слабость в организации операций, а также под влиянием крупных неудач на юге страны в 1942 г., Сталин предложил мне пост заместителя Верховного Главнокомандующего...
И надо сказать, что с этого момента Сталин почти не принимал решений по вопросам организации операций, не посоветовавшись со мной.
Почти всю войну я пользовался его расположением и доверием, и это помогало мне успешно осуществлять мероприятия по организации и проведению операций.
Под конец войны и даже после битвы на Курской дуге Сталин неплохо разбирался в военных вопросах.
Однако здесь я должен подчеркнуть то, что Сталин при проведении крупнейших операций, когда они нам удавались, как-то старался отвести в тень организаторов, лично же себя выставить на первое место, прибегая для этого к таким приемам: когда становилось известно о ходе начатой операции, он начинал обзванивать по телефону командование и штабы фронтов, командование армий и добирался иногда до командования корпусов и, пользуясь последними данными обстановки, составленными Генштабом, расспрашивал их о ходе операции, подавал советы, интересовался нуждами, давал обещания и этим самым создавал видимость, что их Верховный Главнокомандующий зорко стоит на своем посту, крепко держит в своих руках управление проводимой операцией.
О таких звонках Верховного мы с А. М. Василевским узнавали только от командования фронтов, так как он действовал через нашу голову. А когда враг был изгнан из пределов нашей Родины и операции были перенесены на территории Польши, Восточной Пруссии, Чехословакии и Бессарабии, Сталин ликвидировал институт представителей Ставки Верховного Главнокомандования, которые в это время координировали действия группы фронтов, и приказал переключить управление всеми фронтами непосредственно в Ставку.
...Расчет был ясный. Сталин хотел завершить блистательную победу над врагом под своим личным командованием, т. е. повторить то, что сделал в 1813 году Александр I, отстранив Кутузова от главного командования и приняв на себя Верховное командование, с тем чтобы прогарцевать на коне при въезде в Париж во главе доблестных войск, разгромивших армию Наполеона" [Институт истории СССР АН СССР. Документы и материалы. Жуков Г. К. Коротко о Сталине, л, 1 - 4].
О мемуарах маршала А. М. Василевского "Дело всей жизни". Этот замечательный труд обращен не только к широкому читателю, но важен и для научного изучения истории войны. Однако и в нем можно проследить "смягченный"
анализ ошибок и просчетов, их пагубных последствий. Это видно, в частности, из освещения причин неполной готовности страны к обороне. О просчете в оценке времени фашистской агрессии автором сказано всего лишь несколько слов [Василевский А. М. Дело всей жизни, кн. 1, с. 114]. Позднее, отвечая на письма читателей, маршал уже прямо говорит о вине Сталина, не уловившего того предела, дальше которого его политика оттягивания сроков войны стала не только ненужной, но и опасной [См. там же. М., 1988, кн. 2, с. 292 - 296].
Думаю, что мемуары о Великой Отечественной войне станут объектом серьезных историографических исследований. Состоятся и научно выверенные переиздания мемуаров прославленных полководцев, что будет способствовать их долгой жизни в отечественной и мировой литературе. Неоспорим и их ценный вклад в изучение минувшего.
СОЦИАЛИЗМ и
НРАВСТВЕННОСТЬ
Перестройка, набирающая темп во всех сферах нашей жизни, немыслима без борьбы за воспитание в каждом человеке высокой принципиальности, идейности, гражданской смелости - всего того, что мы включаем в понятие "социалистическая нравственность".
Духовный потенциал советского народа, его нравственные истоки питали все революционные преобразования в нашей стране, особенно на крутых поворотах истории.