— Рано ты сегодня, командир, это хорошо, — сказал большой. — Пацаны с утра на взводе, поправиться надо.
Успокоившийся было душевный шторм снова накатил на Рёшика. Да что это такое, в конце концов?! Одни крутят руки в буквальном смысле — за то, что стоишь на площади, другие выкручивают фигурально — за однажды проявленную доброту. Он снова поймал настроение праведного гнева и пошел на троих.
— Ну давайте, поправимся…
Время замедлилось, воздух превратился в желе, слова отдавались в ушах низким тоном с отголоском эха.
— В байте — восемь бит, — сказал Рёшик большому. Тот округлил глаза, согнулся и упал, держась за промежность.
Алик и Валера подошли ближе, сочувствуя пострадавшему. Тот катался по асфальту на спине и скулил так, что кошки разбежались по кустам. Из окна на третьем этаже высунулась старушечья голова: козырек над подъездом закрывал обзор.
С трудом усадили битого на лавку, налили полстакана из баклажки. Он махнул, закрыв глаза, и только после этого ожил. Все это время Рёшик оставался на прежнем расстоянии — метров пять от троицы, как вкопанный. Большой поднял на обидчика взгляд и констатировал:
— Это, брат, телесные повреждения. — Гримаса боли, потушенная второй порцией из баклажки. — За это, брат, полтинником не отделаешься.
Все трое с прищуром посмотрели на Рёшика.
— Сотня с тебя, начальник!
Рёшик хмыкнул, вскинул голову и с видом победителя прошествовал в подъезд.
А через пять минут вынес пострадавшему мятую сотню.
Глава 7
— Здравствуйте, Николай Вальтерович.
Практикант Боря Стебня свернул окно с игрушкой и преданно посмотрел на начальника.
— Guten вечер, Борис. А идите-ка вы домой, сегодня ― короткий день.
Бронский подошел к монитору, Боря поспешил закрыть игру, но не успел.
— Николай Вальтерович, я хотел спросить. Насчет изобретения. Мне отчет по практике писать, а я ничего не понял в вашей разработке.
— Писать… Опять — «писать». Не в этом дело. Писать можно что угодно, вашими отчетами на кафедре стол по праздникам застилают, — голос Бронского звучал из-за сейфа. — Ядерный распад устроить легко, а над синтезом физики бьются, как протоны и ионы в ускорителе. Потому, что созидать сложнее, чем разрушать.
Щелкнули тумблеры, камера на столе загудела.
Аппаратуру для ядерных испытаний Борис представлял себе как дорогой автомобиль ― большой, хромированный, с современным дизайном. Камера Бронского напоминала огромную кастрюлю для выварки белья ― покрытую темно-зеленым лаком и местами ржавую. К ней тянулся ворох проводов. Бронский легко находил нужную жилу в электрическом организме, если вдруг возникала надобность. Из кастрюли торчала металлическая ручка, в которой тоже жил кабель, соединенный со старым компьютером без операционной системы. Результаты выводились на слеповатый черно-белый монитор. По экрану бежали цифры и буквы, сплетенные в коды. Иногда профессор переписывал столбики данных в амбарную тетрадь.
Такой картинке не место в глянцевом журнале.
Бронскому обстановка лаборатории нравилась — в спертом подвальном воздухе витал дух чистой науки. Иногда он попахивал луком и вареной колбасой. Запах крепкого чая возвращал атмосфере элементарные частицы романтики.
― Перед вами ― реактор управляемого термоядерного синтеза, ― объявил Бронский и сделал театральный жест в сторону кастрюли. ― Вернее ― демонстрационная установка. Внутри находится тороидальная камера. Вы знаете, в чем суть управляемого термоядерного синтеза?
Стебня приосанился, как будто его внешний вид влиял на ответ.
― При соударении двух частиц образуется третья, с выделением энергии. Причем, в качестве рабочего вещества используются не радиоактивные элементы.
― Exakt. Энергии ― вагон, расходный материал ― дармовой водород. Что еще надо?
Борис замахал ладонью ― на такой чепухе не поймаете:
― Горение плазмы нужно держать равномерным, а не взрывным. Нам приводили пример: в топку паровоза бросают гранаты; они должны быть или очень маленькими, чтобы загружать лопатами, или одна граната должна взрываться долго.
Бронский усмехнулся. Этот пример придумал он, в бытность лаборантом.
― И все пошли по второму пути, ― завершил он ответ, как бы про себя. На секунду углубился в раздумья, потом очнулся: ― Ну и что там с гранатой?