Веревка оборвалась, рамка со стеклом упала на пол и разбилась.
Смык и глазом не повел — перетек к следующему прибору. Кирилл Денисович дернул плечами. А про себя подумал, что этот хлам давно пора вынести. Освободится замечательное помещение под аренду.
Гоша успокоился после того, как прослушал все резонаторы Гельмгольца. Сел за стол, забросил на него ноги и с жадностью ребенка, которого пустили в магазин игрушек, окинул взглядом музей.
— Я к тебе по делу.
Варгашкин исчез и вскоре вернулся с бутылкой коньяка и тарелкой, на которой сбились в кучу бутерброды. Посетители музея расположились за столом, оставив четыре круга в пыли.
— Хочешь стать директором? — спросил Смык, разливая по первой.
Кирилл давно представлял, как под его руководством пойдут дела у ИНЯДа: на первом этаже — магазины, на втором — ресторан (лабораторию термодинамики можно переделать в кухню), остальное — офисы. Сам Варгашкин сидит в кабинете и каждый день считает выручку.
Если бы не ученые, в институте ядерной физики было бы просто замечательно.
А вдруг — провокация? Плавали, знаем.
— Плох тот солдат… — начал Кирилл, но Смык остановил его жестом.
— Давай без лажи.
Выпили и закусили.
— У вас тут презентация нового прибора намечается, — Гоша провел пальцем по столу. Получилась дорожка. — Так вот, надо, чтобы она не состоялась.
Вторая дорожка пересекла первую, получился крест.
— Понимаете, — Кирилл поерзал на трескучем стуле, — сейчас бюджетным организациям тяжело. Финансирование урезают, институты закрывают. Если честно, мы рассчитываем на этот эксперимент в плане перспектив на будущий год. Надеемся на поддержку государства.
Размер поддержки Кирилл приблизительно понимал. Бронский — мужик неглупый, годы на чепуху не тратил бы. Значит, его изобретение — нечто из ряда вон. Под него в Столице можно выбить приличные деньги.
— Ты не понял, — Смык опять остановил Варгашкина на полуслове. — Вашему институту по-любому конец. В новом бюджете вас нет и не будет. Сокращение затрат, экономия средств, прочая белиберда. Поэтому я тебя спрашиваю: хочешь быть директором торгового центра, который построят на месте этой халабуды?
Воплощалась сокровенная мысль, и самому не нужно напрягаться. Разве что малость — зачем-то этот уголовник пришел же сюда?
— Что я должен сделать? — спросил Варгашкин и откусил бутерброд.
— Ты совсем отупел от мелкого воровства, Кирилл Денисович. Вон, какую рожу довольную состроил. Говорю же — эксперимент не должен состояться. Бронского министерство уволит, институт закроют, приедут экскаваторы.
Чокнулись стаканами, выдохнули и проглотили.
— Это понятно, — с раздражением ответил Кирилл. Тоже мне моралист — «отупел от мелкого воровства»! — Чем именно я могу помешать?
— Тебе виднее, ты же здесь работаешь. Проводок какой перережь или гайку открути — я не знаю вашей физики.
«Я тоже не знаю», — хотел ответить Варгашкин. Заминки хватило, чтобы Гоша понял мысль — в его работе психология важнее ловкости рук. Во всяком случае, убеждения Смыка позволяли честно смотреть человеку в глаза и одновременно чистить его карманы.
— Ладно, — сжалился Гоша, — я сам все сделаю. Но твоя помощь все равно понадобится. Нужно, чтобы сегодня к вашему сторожу снова пришел друг, и они просидели вот за этим столом всю ночь. И еще — форточку в лаборатории Бронского открой.
Еще час экспонаты музея наблюдали, как двое далеких от науки людей выпивали. Святотатство, повторенное многократно, превращается в обряд. Предметы научной старины повидали и не такие глумления, потому взирали на пустеющую бутылку со спокойствием. Только старинный барометр чуть скрипнул стрелкой и передвинул ее в сторону бури.
Хотя на самом деле было ясно.
Ближе к вечеру Карп Наумович осчастливил присутствием коллектив «Клика». Не расспрашивал о делах, поскольку пребывал в хорошем настроении и собирался в театр.
Фира ждала в машине.
— Привет, звезда, — сказал Карп Наумович, подвигая Фиру к окну. — Скучала?
— Очень, — соврала Фира и поцеловала Несусвета в обвислую щеку.
Потемкина с присущим целеустремленным женщинам терпением выполняла ритуал. Сначала Карп повезет ее в театр, потом — в ресторан, затем — в шикарную гостиницу. Она будет улыбаться, держать его руку и стонать в постели.
Хорошо, что недолго.
Вечер позора гарантировал безбедное существование. Ей нравилось быть шикарной.
— А что это за букет? — опомнился Карп, когда отъехали со стоянки.