Я не дождался решения, уехал домой. Вокруг буйствовало лето, расцветая новыми картинками на билбордах и рекламой по радио. В поисках музыки я лавировал по частотам. Но в песнях звучали слова, а с ними я не желал больше иметь ничего общего.
Вечером позвонил куратор и сказал, что комиссия зарубила проект. Говорил деликатно, просил сдать аппаратуру по описи. Чуть не стихами намекнул, что неплохо бы освободить лабораторию до выходных. Потом начнутся каникулы, помочь с выносом будет некому. Было приятно сотрудничать.
Я хотел посмеяться над собой и взбодриться. Вроде, сильные люди обладают таким талантом. Но я до боли в пояснице ненавижу юмор.
Наутро пришлось плестись в «Кулхэм», забирать личные вещи и готовить «обходные» документы. На автостоянке встретил бывшего куратора, он сообщил, что в моей комнате сидит глава новой лаборатории — по разработке методов снижения дискомфорта при квантовом удалении волос.
Очень актуальная, между прочим, тема. Как для британских ученых.
С комом в горле я зашел в здание, поднялся на этаж и остановился перед дверью.
Все было зря. Я растратил жизнь на ерунду. Так новенькую пятерку меняют на фунтовые монеты. Сумма та же, но гораздо тяжелее.
Взялся за ручку и открыл дверь.
На моем месте сидел Чет Шеминг.
Быстро же он вернулся из Сакраменто. Если вообще туда летал.
— Как это у тебя происходит? — спросил Лёнчик, выпуская дым в потолок. Дома он не курил, а в гостях предавался вольнице.
— Да как… скажу что-нибудь, и человек лежит. Будто я его ударил.
— А о том, чтобы ударить, думаешь?
Рёшик вспоминал. Словесная сила проявлялась, когда он раздражался, а собеседник казался противным. В такие моменты жалеешь, что в тебе метр шестьдесят роста.
— Как тебе сказать, — протянул он, — я хочу не то чтобы ударить, а увидеть, что человек признал мою правоту. Потому, что я умнее.
Он спохватился, посмотрел на часы и переключил телевизор на футбол.
— «Кьево» выигрывает, надо же. — Сменить тему не получилось, и Рёшик продолжил: — Ощущение, что ты — здоровый до неимоверности, подходишь к прохожему и просишь закурить. Его и бить не надо, но чувствуешь, что если он дернется, ты ему насуешь полную котомку.
Посидели, помолчали, выпили.
— А после каких слов обычно падают?
— По-разному. Я вот что заметил: последняя моя фраза перед этим… ладно, ударом… несет в себе какую-то аксиому. Знание какое-то общеизвестное. Правило орфографии, закон физики, факт из истории. Сказал — и абзац в страницу.
Водитель маршрутки выпал из двери, услышав, что восемьдесят процентов информации человек получает зрительно. Хорошо ― машина стояла. Хамоватый кассир потеряла сознание от слова «дифференциация». Подростков, которые матерились в вагоне, разметала по сидениям цитата из Федора Достоевского. Травмировал психотерапевта (ушиб мягких тканей от факта из биографии Николы Макиавелли).
Рёшик напоминал обезьяну с гранатой.
Радость общения, которой природа наградила человека, для Пользуна превратилась в муку. Он чувствовал себя подпольным миллионером — обладателем пагубного сокровища.
— Слушай, а ты уверен, что говорил банальные истины? В интегральное вычисление или в доказательство теоремы Ферма не лез?
— Какой там! Разве неизвестно, что слова «ложить» не существует?
Лёнчик цокнул языком и помахал указательным пальцем.
— То-то и оно, что не всем. У меня работает водитель, он тиражи развозит, мудрейший человек. Машину знает лучше любого генерального конструктора — где стучит, что подтянуть, как починить. Но не в курсе, что такое возвратно-поступательное движение. Ему это не нужно, он обходится практикой, и плевать хотел на теорию. А на то, как правильно пишется «возвратно-поступательное движение», ему вообще так плевать — утонуть можно.
— Дело — в разности знаний?
— Нужен эксперимент. Скажи мне что-нибудь из химии. Но перед этим — разозлись.
— Я не умею — просто так. — Рёшик поморщился и махнул рукой.
— А если не просто так, а за деньги? Сотни хватит?
— Ты о чем?
— Тебя разве не трогает, что я учился на тройки, а ты был отличником, и теперь я зарабатываю гораздо больше?