Возвращаюсь домой за ключом.
По пути заправился на первой станции, но там поменяли ценники — тоже на полтора фунта. Зато на следующей заправке бензин продавали по фунту и тридцать. Возможно, конкуренты подсмотрели друг у друга цены и синхронно поменяли их. Похоже на шутку, но это серьезно — информационное поле в действии.
Когда вернулся в научный центр, было десять.
— Эй, Огнен, где тебя носит? У меня куча грязных пробирок! — крикнул Чет из курилки, и трое стоящих рядом сотрудников рассмеялись.
Я молча вскочил на крыльцо и исчез за дверью. Он просто завидует. Раньше на подколки я внимания не обращал, наоборот, ввязывался в словесную игру, хотя юмор — совсем не мой конек.
В лаборатории гремела музыка. Мой лаборант любил слушать рок на всю катушку, шумоизоляция стен была ему в помощь. Увидев меня, он щелкнул «мышкой», колонки затихли.
Я сел за стол, включил компьютер, и началось самое трудное. Казалось бы, работенка ничего себе — сиди и думай. Но о чем думать? как? в каком направлении?
Я боялся произносить вслух словосочетание «теория всего». Но работа над инфополем уперлась именно в это. Если рассуждать честно, все окружающее нас — информация. Мы не видим атомы, но знаем о них, не говоря о кварках и мюонах. Разница в том, что стейк, например, будет существовать, даже если о нем не знать, а элементарные частицы — нет. Пограничный случай — знаменитый кот Шредингера. Впрочем, когда я думаю о стейке, его тоже, как правило, нет. Цены на мясо поднялись со скоростью, близкой к световой. Если так пойдет дальше, коллайдеры нужно устанавливать в супермаркетах.
Необходимо понять, как направить знания на другие поля. Сильное и слабое взаимодействие я оставил на потом. Электромагнитное и так опутывало лабораторию, пришлось акцентировать внимание на гравитации.
К похожему на маленькую виселицу динамометру я подвесил деревянное яблоко — дань знаменитому британскому ученому Ньютону. Проводя эксперименты с записанными в Вероне и Никосии файлами, я отмечал показания прибора. Отклонения — в пределах погрешности.
Возмущать среду информацией пытался по-разному: воспроизводил файлы с динамика, читал вслух, просил читать лаборанта, переводил аудиоформат в текстовые символы.
Результатов — ноль.
И вот сижу за рабочим столом, обхватив голову руками, и думаю, как бы доказать свою теорию. Решаю увеличить уровень звука и поднести колонки к динамометру. Лучше не ждать музу, а действовать. Говорят, муза клюет на мучения.
Открываю звуковые файлы с голосами Федели Традито и Амона Гридениза, выбираю приблизительно равные по хронометражу предложения, поднимаю уровень до максимума. Нажимаю воспроизведение…
…Лежу на полу с широко открытыми глазами, лаборант бьет меня по щекам. В голове шумит. Встаю, опираясь на стол, вижу: деревянное яблоко висит под углом девяносто градусов к стойке динамометра.
Возвращается слух.
— …забыл сделать тише, простите.
Продолжаю смотреть на яблоко. Лаборант отслеживает взгляд и тоже таращится на чудо. Оба соображаем, что нужно снять на камеру, лезем за телефонами, яблоко падает. И раскачивается на пружине, как маятник.
— Ты тоже это видел? — спрашиваю.
— Да.
Значит, не послешоковые галлюцинации, яблоко противилось закону тяготения около минуты. Чистая правда.
Насколько чистая, я узнал позже. Во-первых, в моей лаборатории выключилось электричество. Во-вторых, в соседней лаборатории произошел незапланированный распад полония. В-третьих, прибежал Чет и набросился с кулаками. Отданный под его ответственность коллайдер показал резкое увеличение плотности рабочего вещества. Претензия сводилась к тому, что из-за меня произошел скачок напряжения, отчего Британские Острова могли уйти под воду. С частью северной Франции, если это кого-нибудь утешит.
Меня вызвал директор центра, произошел неприятный разговор и меня уволили. Но мне было необходимо остаться в Кулхэме. Директор предложил единственную вакансию, которая освободилась на прошлой неделе.
С понедельника я приступил к обязанностям лаборанта Чета Шеминга.
Пришлось ездить на работу к восьми — строго, без опозданий. Целыми днями возиться с мыльными порошками и тряпочками, освоить управление чистящей машиной. Дьявол, работа для настоящего ученого. Даже Чет перестал шутить — видимо, стало жалко, что издевательства оказались пророческими. Думаю, если бы он знал, что помимо зарплаты лаборанта мне платил «Оупенинг», ерничанья продолжались бы.
Зато после четырех я мог спокойно сидеть в своей бывшей лаборатории под видом устранения последствий аварии.