— Комсомольцы есть! — уточняю я.
— Есть, пятеро всего. Жена моя и еще четверо, из училища механизации. Недавно прибыли.
— Ну, коммунисты, парторганизация, конечно, есть?
— Разумеется. Да беда, что и парторг кроме плана ни о чем другом не думает. И я сам, вобщем-то, все время прикован к технике и кубам. Лекцию не проведешь — сойдет, а вот кубы не додашь — тут посложнее...
Распрощались поздно ночью. Отправились спать. Засветили коптилку — на подушке Ковуса скорпион.
— Вот тварь! — ругается Ковус. — Главное, знает, кого кусать надо.
Стряхивает зелено-желтую гадость на пол и давит сапогом.
— А змея сюда не может заползти? — поинтересовался я.
— Нет, — отвечает хладнокровно Ковус. — Змеи умнее скорпионов. С прорабом ни одна змея не свяжется, если узнает, что прораб — Ковус!
Он начинает чистить зубы. Тут заходит Аскад. Присмотрелся в полутьме к нам, говорит:
— Значит, вы со мной поселились? Понятно. Значит, здесь больше пить нельзя?
— Ни в коем случае, — отвечаю я.
— Значит, теперь будем зубы чистить? — недоуменно смотрит он на прораба.
— На, чисть тоже, — Ковус подает ему коробку с порошком.
— Да бросьте вы издеваться! — вскрикивает Аскад. — Я хоть и татарин, но меня дурачить не надо. Я вам не женщина! И вообще...
— Ну, ладно, не сердись, — говорю я. — Ложись и спи с нечищенными зубами.
7.
Утром выезжаем на пикеты. Я — опять в кузове с сибиряками, и Ковус — с нами. Едем по склонам барханов. Русло канала ниже. Оно здесь широкое и просматривается вдоль километров на десять. Мощная будет река в пустыне! Катера поплывут, теплоходы, чайки появятся — даже не верится. Домики механизаторов— на склонах. Один от другого примерно в километре. Утро свежее, воздух сух. Треск саксауловых веток под колесами, словно ружейная стрельба. А грохот моторов настолько силен, что я беспрестанно думаю о Хурангизе и наших грозных «Илах». Экскаваторы и бульдозеры заняли пикеты вперемежку. Вот трехкубовый поскрипывает тросами. Стрела экскаватора то кланяется, то выпрямляется, вынося сыпучий песок на отвал. Ковус спрыгивает с борта, зовет с собой одного из сибиряков и идет, махая фуражкой, чтобы машинист приостановил работу. Тот не обращает внимания. Из домика выходит другой экскаваторщик, видимо, сменщик. Ковус что-то втолковывает ему, и оставляет приезжего парня... Едем дальше...
Спустя час «разбросали» по пикетам всех, кроме Земного. Я попросил Ковуса, чтобы определил его к Мирошину.
Подъезжаем к последнему пикету. Здесь два домика. Тоже на бугре. Ниже, в забое — бульдозер Ваньки Ми-рошина. Из домика выходит женщина. В замусоленном сарафане и белой косынке. Жена «великого аса пустыни».
— Здравствуйте, хозяюшка, — говорит Ковус. — Как живем, можем?
— Да ничего. Пока что солярка есть. Бочка целая. Но пора и свеженькой подбросить.
Рачительная женщина. Ничего не скажешь! О ее хватке я слышал еще в Хурангизе. Но лично ее не знаю, и она меня тоже. Тринадцать тысяч в месяц — это, конечно, ее заслуга. Мирошинское мастерство и настойчивость его супруги делают свое дело.
— Иван один работает? — уточняю я.
— Один. По шестнадцать часов из забоя не вылазит. Вылезет, поест, поспит и опять — за штурвал.
Слышим, мотор бульдозера умолк. Поднимается к домику сам Мирошин. В промасленных брюках, в рубашке с засученными рукавами. Меня узнал сразу. Еще и не приблизился, а уже закричал:
— Вот это да! Природин! Не зря говорят — мир тесен. Второго однополчанина встречаю!
— А кто еще здесь?
— Да Чары Аннаева встретил недавно.
— А! Я думал еще кто-то из однополчан на трассе. С Чары мы постоянно видимся.
— Ну, что, Катюша! Разреши нам хоть с полчасика побалакать? — спрашивает не очень уверенно Мирошин.
Женщина сверкнула обиженно глазами, нахмурилась:
— Вчера полчаса потерял, сегодня опять полчаса! Уж и не знаю, Иван, что мы с тобой в этом месяце заработаем? Кабы за простой платили, тогда иное дело!
Философия железная. Даже у Ковуса глаза расширились, а уж он-то видал работяг всяких. И все-таки, что ни говори, а Мирошин — передовик по выброшенным кубам. Я пропускаю упрек его жены мимо ушей.
— Вот, Ваня, как случается в жизни: второй раз о тебе буду писать. Говорят, техникум окончил, на базе работал, потом на Волго-Дон подался.