— Я не хотела беспокоить тебя из-за каких-то пустяков, но… Это уже сверх моего понимания, поверь. И не первый раз. Я тоже начинаю бояться.
— Чего? — Ярыжский говорил утомленно, опустив веки так, будто не хотел смотреть на жену, нависшую над ним исключительно симпатичной, но уже немного надоедливой тучкой в начале ясно-приятного вечера. — Чего вам бояться?
— Я испытываю какой-то непонятный, мистический ужас. Не смотри на меня так. Поверь, сначала я сама смеялась над Надей, думала: это у нее нервы. Но когда услышала… Я всю ночь заснуть не могла!
— Это все твои дурехи малограмотные… Насочиняли черт знает чего, а ты веришь.
— Милый мой, у Нади высшее педагогическое образование.
— Значит, дорогуша, она дуреха с высшим педагогическим образованием.
Дуреха с высшим педагогическим образованием как раз в этот момент вошла в зал, толкая впереди себя столик-поднос на колесиках. Запахло коньяком, хорошим кофе, ароматными копченостями. Кирилл Иванович еще в прихожей велел чего-нибудь принести — перекусить с дороги именно здесь, в домашнем кинотеатре на первом этаже. Он сразу оживился, отложил в сторону пульт дистанционного управления, выпрямился в кресле и удовлетворенно потер руки:
— Надя, каких это призраков ты здесь видала?
Прислуга с педагогическим образованием Надя Щукина смущенно поправила фартушек:
— Я… Ольга Владимировна, не надо было рассказывать…
— Ты не крути, а отвечай. — Ярыжский быстро опрокинул в рот рюмочку коньяку и теперь вкусно жевал балык. — Ты… м-м-м… Прямо говори… м-м-м… Что видела…
— Я не видела, я только слышала.
— Ну?
— Ночью в туалете на втором этаже, там, где ваш кабинет, кто-то спустил воду. Тогда я была в доме одна. Я пошла наверх: вода как-то странно шумела, будто булькала. — Рассказывая, Надя постепенно переходила к выразительным учительским интонациям, а Кирилл Иванович только время от времени удовлетворенно мычал. Его жена села рядом, на диван, и теперь, слушая Щукину, они оба напоминали учеников: распущенного лентяя, почему-то одетого в приличный костюм, и внимательную отличницу, только по недоразумению наряженную в легкомысленный шелковый халатик.
— Мне послышались какие-то слова, но я не разобрала, какие именно. Никого в доме не было. Я позвонила охраннику, но он сказал, что никого не видел. Потом два дня все было тихо, а перед приездом Ольги Владимировны — снова: шум воды, потом бульканье. Я обошла весь дом, проверила все укромные места, даже подвал, — абсолютно никого! Когда закончила обход — наверху снова кто-то спустил воду. И бульканье — такое же. Будто кто-то говорит. Непонятно. Неразборчиво.
— Я тоже слышала! — всплеснула руками госпожа Ярыжская. — И вчера, и позавчера!
— М-м-м… И что же оно булькало?
— Как это — что?
— Ну, слова какие? М-м-м… Хоть что-то?
Ольга Владимировна шумно выдохнула:
— Не знаю… Мне показалось — по-французски…
Ярыжский хохотнул с полным ртом, но женщины не обратили на его сарказм никакого внимания и не обиделись.
— А мне — так будто по-английски, — прибавила Надя.
— Интересно. М-м-м… Очень интересно… Значит, итальянский унитаз разговаривает… М-м-м… По-английски… И по-французски… Это исключительно интересно… Голос какой?
— То есть как это — голос какой?
— Ну… Мужской или женский?
— Нечеловеческий! Нечеловеческий голос! Понимаешь? — всплеснула руками супруга.
Теперь он захохотал на всю комнату:
— А вы хотели, чтобы он по-человечески разговаривал? Хе-хе-хе! Ох, бабы! Может, итальянцы там робота встроили, а? Для развлечения клиентов. Может такое быть? А?
Ярыжская резко встала. Высокая, черноволосая, вся в несерьезных красно-зеленых рюшечках дорогого импортного халатика, но такая соблазнительная, просто sexy:
— Ты надо мной издеваешься?
— С чего бы это, моя дорогая? Анализирую ваши росказни. Похоже, нужно будет наш бар запирать. От вас обеих.
— Тимофеевна тоже кое-что подметила. Не только мы.
— И что же? М-м-м…
— Кто-то ночью ходил в грязных ботинках. По всему дому.
— Ну?
— Она заметила следы, когда прибирала.
— Понятно. — Насытившись, Кирилл Иванович вытер губы салфеткой. — Она переработала и хочет прибавки. Алинка тоже видела грязные ботинки?
— Нет, в последнее время она прибирала только наверху, в левом крыле. И Тимофеевна ботинок не видела, видела только следы. В основном, на лестнице.
— А ты, Надя, следы видела?
— Нет. Тимофеевна говорит, что сразу все и прибрала.
— Скажите ей, чтобы в следующий раз позвала взглянуть.