Я достаю песочные часы и смотрю на них. С момента последней встречи с Высшим прошло достаточно времени, и я проверял часы чуть ли не каждую минуту, молясь, чтобы обратный отсчёт не начался. В белом свете чёрный песок сияет из-под стеклянной глади. Каждая песчинка дожидается своего часа, желая поскорей высыпаться в другой сосуд. Но к моему счастью, это не происходит. У меня ещё есть время. Я думал, как спасти родителей, обсуждал это с Ником. Однако мы оба сошлись на мнении, что это не произойдёт, пока я не вернусь на Нейтрал. Я даже предлагал потереть один из знаков, но Ник назвал меня идиотом, который опоздал на выдачу здравого смысла. Вряд ли мои родители протянут до Битвы, до которой остаётся месяц.
Стоит мне об этом подумать, как одна чёрная песчинка из бесчисленного количества падает в другом сосуд. А за ней тянется целая струя песка.
Я едва не роняю их, но тут же, совершенно не задумываясь, начинаю усердно тереть знак Стрельца, но ничего не происходит. Песок так и продолжает течь тонкой чёрной струёй, словно смеётся над моими усилиями. Я уже перехожу к другому знаку, как меня отвлекает знакомый голос, чей тон до краёв наполнен наслаждением и усмешкой:
– Напрасно, Эндрю. Уже поздно.
– Что ты сделал с ними?! – выкрикиваю я, сжимая часы в руках.
– Собираюсь сделать, – поправляет меня Высший, пришедший в виде проекции.
Я не мешкаю ни секунды:
– Я согласен. Считай, я сдаюсь, забери меня, сделай своим верным псом! Управляй кем захочешь, только отпусти их! Я сделаю всё, даже Знаком поклянусь! – я уже готов упасть перед ним на колени, но держусь. – Умоляю!
– У тебя был выбор. И я давал тебе шанс. Но ты упустил его, – он щёлкает пальцами, и внутри моей ладони слышится хруст. Раскрыв её, я вижу лишь осколки, что впились в кожу, и чёрный песок, просочившийся между пальцами. – К тому же ты до сих пор сопротивляешься этому. Поэтому получай то, что заслужил.
Будто по его велению прямо перед ним появляются две человеческие фигуры, и их я без труда узнаю. Выглядят они ужасно. Кожа висит лоскутами, это даже заметно и в виде проекции. Волосы обоих спутаны, по всему телу виднеются странные пятна. Кровоподтёки, решаю я. Раны, царапины, рубцы. У обоих связаны руки. Они едва стоят на коленях с поднятыми головами, глаза, наполненные теплотой, устремлены на меня.
Осколки со стуком выскальзывают из руки.
– Мама… Папа… – говорю я так, словно впервые их вижу. Я видел их пять месяцев назад, в последний раз слышал их голоса, когда уходил в академию. А теперь они почему-то молчат. Нет сил даже на слова или что-то более серьёзное.
– Ох уж эти семейные воссоединения, – протягивает Высший, и я готов убить его прямо сейчас. – Постоянная драматичность, желание дотронуться друг до друга, бесконечные слова любви. Жаль, что любящим матери и отцу нечего сказать драгоценному сыну. – Высший заставляет открыть рот сначала маму, затем отца. У обоих отрезаны языки. – Жаль, что ты, Эндрю, не рядом с ними. Ведь этого ты хотел? Увидеться со своими родителями? Как видишь, я милосерден, раз выполняю твою просьбу.
– Отпусти их, – не своим голосом прошу я, не отрывая глаз от родителей. Боль застыла в их взглядах, но через неё пробирается бескорыстная любовь ко мне. Отец едва заметно кивает, как бы уверяя, что это необходимо. И любящие глаза мамы говорят, что моей вины в этом нет. И никогда не было.
– Зачем мне это делать? – с искренним изумлением интересуется Высший. – За свои ошибки нужно расплачиваться, Эндрю. И это та самая плата, которую ты мне должен. Можно было обойтись без этого, но ты сам всё решил. Как я и говорил, жизни всех твоих близких зависят только от тебя.
В этот момент я чувствую себя самым беспомощным человеком в мире. Я ничего не могу сделать, мои силы абсолютно бесполезны. Мне лишь остаётся смотреть на это, полностью ощущая свою беспомощность.
– Итак, кто же будет первым? Решать только тебе, юный Змееносец. Лишиться в первую очередь отца, чья крепкая рука тебя оберегала, или же потерять мать, которая подарила тебе жизнь? – рассуждает Высший, проводя когтями по шеи каждого.
– Прошу, не делай этого…
– Тогда выберу я, – провозглашает он и впивается когтями в сердце моего отца, вырывая его. Я кричу, и проекция человеческого сердца катится к моим ногам. Папино тело падает вниз, так и не издав ни единого звука. Я перестаю дышать, видеть, слышать, что-либо чувствовать. Собственное сердце уже само готово выскочить.
Я падаю на колени, прямо перед сердцем своего отца. И пусть это водная проекция, легче мне не становится. Только хуже.
– Ах да, – Высший шевелит рукой, и сердце приобретает настоящий вид. Красное, влажное, полностью в крови. – Так сказать, на память.
Не дожидаясь больше ничего, он с такой же лёгкостью и кровожадным наслаждением вырывает сердце моей матери. На этот раз я кричу громче, мольбы намного больше. Её сердце, сразу в обычном виде, падает около меня.
Их трупы исчезают, оставив меня и Высшего наедине. Я не смотрю на него, ибо не вижу ничего кроме вырванных сердец. Кажется, я вот-вот упаду рядом с ними. Руки не дрожат, я просто не чувствую их, как и всё тело, и мысли, и собственную жизнь.
Они мертвы.
Из-за меня.
– Тебе хочется умереть прямо на месте, – догадывается Высший, подходя ко мне ближе. – Но ты всё равно не сдашься даже после этого. Посмотрим, насколько их смерти, – он показывает на вырванные сердца, – напрасны.
В этот момент я слышу, как меня кто-то зовёт, но я мало что понимаю. В ушах стоит мой собственный крик. Кто-то обхватывает меня за плечи, прижав к себе, когда я неотрывно смотрю в одну точку, даже не моргая. Но отчётливо слышу:
– Ты следующий, Николас, – обещает Высший и исчезает.
Мои родители мертвы. Окончательно. Это нельзя исправить.
Смутно помню, что было дальше. Ник долго выводил меня из этого состояния, добиваясь, чтобы я сказал хоть что-нибудь. А я молчал, будто и мой язык отрезали. В горле всё время стояли ком и тошнота. Когда я немного очнулся, меня вывернуло больше десяти раз. Изо рта шла пена вперемешку с кровью.
Больше я ничего не помню. Не помню, как сказал, чьи это сердца. Но одна фраза всё-таки осталась у меня в голове:
– Я вернусь на Нейтрал. И отомщу.
========== Глава тридцать первая. Эшли ==========
Мависса неспешным шагом выходит из темноты, а тюремную камеру резким светом освещает золотисто-белая сфера, парящая в её ладони. Я жмурюсь, закрыв лицо руками, но свет оказывается таким ярким, что пробирается в любые щели. Однако, приглядевшись, я понимаю, что не так уж его и много. Или мне действительно показалось, или часть света просто погасла.
– Что вам нужно? – спрашиваю я, стараясь говорить как можно решительней, и поднимаюсь с холодного пола.
– У тебя со слухом проблемы? – ворчит она. – Я же сказала, что могу тебе помочь.
Я мрачно оглядываю её. Лица не видно, его скрывает тёмный, старый капюшон плаща, низ которого спускается до самого пола. Из потёртых рукавов, чья длина тянется до самых колен, выглядываются сморщенные костлявые руки, одна из которых держит переливающуюся сферу. Всё остальное наглухо закрыто плащом, даже ноги. Сам плащ имеет застёжку в виде странной старинной монеты, покрывшейся зеленоватым налётом.
– Как вы попали сюда?
Смех Мависсы похож на скрип мела по школьной доске, и я невольно морщусь.
– Я привязана не к определённой клетке, девочка. Я могу спокойно передвигаться, переходить из одной камеры в другую.
– Но не можете выбраться на свободу, – догадываюсь я. – Высший заключил вас в самой тюрьме, заставив не покидать её.
Даже странно, что она ни на что не упирается. Глядя на её тонкие руки, похожие на кости, кажется, что она едва жива, да и вообще передо мной, скорей, скрюченный труп стоит, а не больная на голову старуха. Если я хоть пальцем её трону, то она развалится, превратившись в пыль в ту же секунду. Но, вспомнив её цепкую хватку, я тут же меняю своё мнение. Похоже, старуха намного крепче, чем выглядит.