Однажды он предложил ей постоянно носить с собой книгу, чтобы победить представления гадже о ней. Даже если б она ее не читала, другие бы это увидели. «Этого достаточно, — говорил он. — Просто пусть видят тебя. Порази их, записав все».
Как будто книгами можно остановить резню. Как будто они могут стать чем-то большим, чем арфы и скрипки.
В арке дверь, с потолка свисает шнур звонка в красном бархатном чехле. Шнур заканчивается холодной на ощупь кисточкой. Дверь открывает женщина в вышитом платье, на ногах тапочки, волосы под синей сеткой. Она выглядывает, наклонившись, за дверь, смотрит в переулок и одним быстрым движением втаскивает Золи в прихожую.
— Да?
— У меня есть несколько вещей.
— Я не покупаю, — говорит женщина.
В темноте дома сияет единственный луч света, он падает на буфет с большими фарфоровыми тарелками.
— Мой дедушка много раз бывал здесь, — говорит Золи. — Станислаус. Вы знали его под этим именем.
— Понятия не имею, о ком вы говорите.
— Тогда здесь все было иначе, но вы знаете его под этим именем.
Женщина берет Золи за плечи, поворачивает ее, смотрит на ноги.
— У меня есть и хорошие лошадиные зубы.
— Что вы сказали?
— Я пришла продать свои вещи, вот и все.
— Ох, люди, погибель вы моя.
— Но она придет не раньше, чем вы завладеете всем, что мы имеем.
— Для цыганки у вас слишком болтливый рот.
— Мне терять нечего.
— Тогда уходите.
Золи делает несколько шагов к двери. Лязгает, поворачиваясь, шарообразная дверная ручка. За дверью в переулке — тишина. За спиной Золи слышит голос женщины, раз, другой, тон все выше, но говорит она не спеша:
— А если бы я заинтересовалась тем, что у вас есть?
— Я вам уже сказала, все самое лучшее.
— Я так часто это слышу, что у меня даже уши устали.
Золи закрывает дверь, щелкает замок. Она развязывает огромный узел из простыней Свона. Женщина притворяется равнодушной, надувает щеки и, отдуваясь, выпускает изо рта воздух.
— Ясно, — говорит она, встряхивает связку ключей и ведет Золи через анфиладу комнат, отделанных темными панелями, в заднюю гостиную, где на высоком табурете сидит бородатый человек. У него на шее висит что-то вроде маленькой чашки. Перед ним разложены карты таро. Он втягивает под жилетом живот. Широко взмахнув рукой, достает носовой платок и сморкается, затем убирает платок в карман. Золи следит за ним с дрожью отвращения.
— Да?
Золи кладет на поцарапанный деревянный стол приемник Свона. Ювелир опускает голову, нажимает на кнопку, крутит ручки настройки.
— Бесполезная вещь, — говорит он.
Потом рассматривает заднюю поверхность рамы от картины и надувает губы:
— Вы попусту тратите мое время.
— А это?
Золи кладет на стол золотые часы Свона и расправляет оба конца ремешка.
Ювелир вставляет в глазницу монокль, висевший у него на шее, и рассматривает часы. Дважды при этом он поднимает взгляд на Золи. На столе лежит нож с выкидным лезвием и черной рукояткой из оникса. Ювелир открывает заднюю крышку часов и смотрит на механизм, пружину и шестеренки. Затем закрывает крышку, сучит пальцами и, широко разведя руки, кладет их на стол. Руки, замечает Золи, стариковские — в пигментных пятнах.
— Много дать за них не могу.
— Я торговаться не буду, — говорит Золи.
— Вещи все английские.
— Я возьму две сотни.
— Я не могу их продать, они иностранные.
— Двести. Не меньше.
Ювелир отдувается.
— Сто пятьдесят.
Он отпирает ящик стола, вынимает длинный кожаный мешочек и медленно, перекидывая костяшки на деревянных счетах, отсчитывает купюры. Кладет на стол еще десять и замечает с ухмылкой:
— Похоже, деньги вам нужны.
— Это плохая цена.
— Идите в другое место, женщина.
— Некуда идти.
— В таком случае это хорошая цена, не так ли?