— Это огромная честь для меня. Я и подумать не мог, что такие люди посетят мой дом.
Роман Погодин прочистил горло.
— Колычев, в градоуправлении стало известно о ваших махинациях, в том числе и о даче взятки должностному лицу. Виновный уволен. Кроме того, вы не выполняли своих обязанностей опекуна несовершеннолетних детей. Ознакомьте господина Колычева с содержанием подписанных мной указов, — повелел господин Погодин, обращаясь к чиновнику.
— Ваше могущество, слушаюсь. Городская канцелярия засвидетельствовала факты небрежения воспитанием малолетних детей со стороны господина Колычева, поэтому было принято решение о лишении вышеупомянутого лица права на опеку. Алёна и Юрий Колычевы со дня подписания указа находятся на попечении рода Погодиных до своего совершеннолетия. Тебе все понятно, Колычев? Распишись, что ознакомлен с постановлением градоначальника. — Распорядился чиновник.
Макар взял бумагу, прочитал и расписался дрожащей рукой. Служащий канцелярии вытащил другой документ.
— Это еще не все, вот второй указ, касающийся твоей дальнейшей судьбы, Колычев. В связи с вскрывшимися фактами мошенничества незаконно отчужденное имущество возвращается в собственность Алёны и Юрия Колычевых. Кроме того, в связи с нанесенным физическим и моральным вредом детям убиенной четы Колычевых, процедуру наследования отменить и долю имущества, полученную Макаром Колычевых по наследству, конфисковать и вернуть во владение Алёны и Юрия Колычевых. До их совершеннолетия имущество Колычевых будет находиться под контролем и управлением рода Погодиных. В виде наказания Макара Колычева с семьей приговорить к выдворению из Чернореченска в двадцать четыре часа, без права посещения города в будущем. Если же вышеупомянутое лицо будет замечено в пределах Чернореченска, то оно должно быть арестовано и подвергнуто тюремному заключению. Тебе все ясно, Колычев? Распишись.
Мужчина побледнел и пошатнулся. Один из стражников поддержал его, не дав упасть.
— Как же это, ваша светлость, помилуйте. У меня же детки малые. — Перспектива возвращения к нищенскому существованию в Варнове ужаснула Макара. Он остановил взгляд на племяннице и встал на колени:
— Алёнушка, мы же кровные родственники, замолви словечко. Не допусти, чтобы моя семья оказалась на улице, в голоде и холоде. — Стал умолять он.
Девушка заколебалась и просительно посмотрела на Дениса. Молодой человек заслонил Алёну и изрек:
— Убирайся прочь, мерзавец. Что же ты не волновался, что детям все это время приходилось мыкаться на улице. Ты знаешь, что Юра чахоткой из-за тебя заболел? И у тебя хватает наглости о чем-то просить ограбленных сирот? Собирай вещички по-быстрому и выкатывайся вон из дома, чтобы духу твоего здесь не было. Скажи спасибо, что тебя в тюрьму не посадили, ты еще легко отделался.
Глава рода поддержал юношу, отдав приказ:
— Десятник, проследите за исполнением моего решения. Пусть пакуют чемоданы и проваливают.
— Будет исполнено, ваше могущество, — Отозвался стражник и обратился к стоящему на коленях Макару. — А ну-ка, подымайся, сукин сын. Живо пошевеливайся, даю полчаса, чтобы собраться. И чтобы потом я тебя больше не видел.
Денис попросил десятника:
— Господин Алексеев, приставьте человека к этому аферисту, чтобы он лишнего из чужого дома не прихватил. А то, как мы знаем, руки у него загребущие, и он отличается крайней нечистоплотностью в делах и неразборчивостью в средствах.
— Проследим за этим, молодой господин, не беспокойтесь.
— Хорошо, тогда я хочу побеседовать со стражниками, которые первыми прибыли на место убийства Колычевых. Они здесь?
— Так точно. Ильин, Петров, Чемезов! — Крикнул старший стражник.
На вызов явились названные стражники. Денис обратился к Алёне:
— Может быть, хочешь подождать в другой комнате или на улице? Наверное, тебе будет тяжело снова вспоминать ту трагическую ночь.
— Нет, я хочу послушать. Я должна знать, как умерли мои родители. — Ответила Алёна.
Юноша стал по очереди подробно расспрашивать стражников, что конкретно они видели. Как располагались тела убитых, какие повреждения им были нанесены. В каких точно местах были замечены следы крови. Девушка, выслушивающая всё новые жуткие подробности, побледнела, сравнявшись цветом лица с белой бумагой. Она непрестанно вытирала платочком выступающие слезы.