Никандров вернулся в дом возбужденный и даже как будто помолодевший:
— Знаешь, кто навестил меня, Пелагеюшка? — заговорил он с порога. — Лейтенант Федорин с Петровки! Потолковали мы с ним по душам. Но вот о чем, про то не могу сказать даже тебе. Обещание он взял с меня, что я никому ни слова. Государственная, говорит, тайна! — он лукаво рассмеялся и продолжал весело: — Мамедов-то, а… Зря, выходит, я грешил на него. Побывал он, как я наказывал ему, на Петровке и рассказал, что знал. Я всегда говорил, что потаенное золото проявит себя всенепременно. Теперь-то уж доищутся до правды. Федорин этот, хоть молодой, да знающий, а всем делом командует генерал Лукьянов, — он испуганно прикрыл рот рукой.
Ни свет ни заря Никандров разбудил Пелагею Петровну:
— Пелагеюшка! Что же это я учудил, старый пень. Все выложил Федорину, а про Каширина запамятовал. Каширин-то у них в Сибири был главным лицом. С него и весь спрос. Как же это я… Федорин сказывал: утром они в Баку отбудут с розыском, а мне строго-настрого велел не отлучаться из дому, понадобиться могу. Не миновать, видно, ослушаться…
Иван Северьянович оделся, как на пасху, сунул в бумажник вырезку из газеты, фотографию и заспешил к стоянке такси.
А через полчаса задребезжал звонок. Пелагея Петровна обрадовалась: вернулся-таки, одумался. Но перед калиткой стоял музыкант Мамедов. Он улыбнулся Пелагее Петровне, проворно протиснулся в калитку и быстро зашагал к дому, бросив на ходу:
— Проснулся Иван Северьянович? Просили меня проводить его на Петровку и повестку вот дали.
— Опоздал, почтенный. Отбыл уже Иван Северьянович своим ходом на эту Петровку…
4Федорин закончил рассказ. Лицо Орехова было неподвижным. Он шевельнул белесыми бровями, приплюснул ладонью гладко уложенные волосы и спросил:
— А выводы, товарищ Федорин?
— Честно говоря, товарищ подполковник, нет пока у меня конструктивных идей. Но я упустил одну деталь. Никандров, когда собирался на Петровку, достал из комода старые письма и открытки, отобрал некоторые, перечитал и оставил на столе. «Помолчу, — говорит, — про них. Не каждое лыко в строку. И с такой ли святой женщины чинить спрос». Все открытки от одного адресата — Лебедевой А. К. Живет в Краснокаменске, Тополиная улица, дом пятнадцать. Обычные поздравления к праздникам: общенародным и церковным, и еще к этому, как его… к дню ангела. Никандров был верующим.
— Верующим… — Орехов усмехнулся. — Но исповедоваться пошел все-таки не в церковь, а на Петровку.
— Коробов наш говорит: может, с повинной, — сказал Федорин.
— С чем бы ни шел, худо, что не дошел, — заметил Орехов. — Словом, два кольца, два конца… — И начал загибать пальцы на руке. — А не примерещилась ли Никандрову эта цепочка? Восемьдесят лет старику. Это раз…
— Не думаю, Михаил Сергеевич, — возразил Зубцов. — Мастер, пусть столетний, свою работу признает.
— Наверное. Но вопрос, даже и самый абсурдный, задать себе надо, чтобы потом не оказаться крепким задним умом. Насчет повинной… Восемьдесят лет… Они в себя могут вместить разное в человеке. — Орехов загнул второй палец. — Теперь Каширин. Это три. Что именно хотел сообщить Никандров об уважаемом профессоре и кавалере ордена? Славить кого-нибудь к нам приходят редко: не наградной отдел… Дальше — Лебедева А. К. Поздравительные открытки. Зачем Никандров вынул их из комода? Думал в тот момент он, естественно, только о том, что скажет на Петровке. И вот потянулся за этими открытками. Возникли, значит, у него какие-то ассоциации… Кстати, Эдуард Борисович, Максимова в разговоре с вами не вспоминала: не навещала Лебедева ювелира?
— Навещала. Дня за три до кончины Никандрова. Отобедали скромненько, по-стариковски. Потом ушли на кладбище и на богомолье.
Орехов вздохнул, еще загнул палец, перевел взгляд на большую карту Советского Союза, висевшую на стене, поискал глазами Краснокаменск, но не нашел его издали.
Зубцов был рад совпадению их мыслей, и предчувствие сложной операции, прежние возбуждение и азарт охватили его. Он энергично растер себе ладонью лоб и сказал:
— Пальцев на руках не хватит, разуваться придется, Михаил Сергеевич. А до главного мы еще не дошли.
— Правильно… Главное, по-моему…
— Ночной визит мнимого Федорина к старику и появление Мамедова утром.
— Точно, — подтвердил Орехов. — Все видится стечением случайностей. Но эти визиты все расставляют по своим местам. И то, что этот тип назвался Федориным, для нас как визитная карточка валютчика…
— Валютчиков, Михаил Сергеевич, — уточнил Зубцов. — Этакого делового альянса валютчиков разных поколений.
— Насчет альянса понятно. Но вот разные поколения… Где ты там увидел отцов и детей? Или, считаешь, кроме этих двоих…
— Пока не знаю этого. Вполне уместно считать главарем Мамедова. Но главарь едва ли самолично направится к Никандрову. Только в случае, если куш велик баснословно или нет подручных.
— Считаешь, что есть кто-то над Мамедовым?.. Упоминание о Лукьянове тебя наводит, да? — спросил Федорин.
— Твоя, Эдик, громкая фамилия пока приводит в трепет главным образом вновь приобщенных. — Зубцов засмеялся. — Лукьянова же помнят крепко, так сказать, ветераны. Матерые, тертые, битые. Лет десять прошло после смерти Ивана Захаровича, и умер-то он полковником, а они произвели его в генералы. Как говорится, старая любовь не ржавеет.
— Лукьянов ничего не доказывает, — заспорил Федорин. — Лукьянова может помнить сорокалетний Мамедов и даже мой ровесник и, так сказать, однофамилец…
— Правильно, могут помнить Лукьянова, — сказал Орехов, — но знать о том, что именно Никандровы при царе Горохе делали цепочку сибирскому купцу и, едва получив обрывок цепочки, сразу же ринуться в Никандрову на экспертизу и опознание — для этого нужны эрудиция, возраст и стаж профессора. Вашего юного «однофамильца» Никандров признал знатоком. Стало быть, с этим лже-Федориным поработал кто-то. Может, Мамедов, а может, кто посолиднее. Так что…
— А если к Никандрову они пришли не первым заходом? — упорствовал Федорин. — Побывали у других ювелиров, узнали о Никандрове — и к нему. Тогда вся версия твоя, Анатолий…
— И вашу версию, и версию Зубцова проверять надо. Вроде бы и не из тучи гром, эхо минувших лет и дел, а вот, на тебе, докатилось.
«Эх, поручил бы ты мне это дело», — думал Зубцов и, пытаясь склонить чашу весов в свою пользу, сказал:
— И все-таки скорее всего действует группа. Кто-то в ней нацелен на фамильные ценности, знает людей, так или иначе связанных с сибирским золотопромышленником, в том числе и Никандрова. Не случайно к Никандрову отправился Мамедов с цепочкой. Она же разрублена, вот знаток и усомнился в ее подлинности. Никандров не просто опознал цепочку, но поставил Мамедова в трудное положение: потребовал от него явки на Петровку, и пришлось этим «кладоискателям» двинуться к старику ночью. Довольно рискованный визит. Ведь Никандров и сам мог отправиться к нам. Но они послали все-таки лже-Федорина. Горело что-то у них, не терпело отлагательств. Одним выстрелом хотели убить трех зайцев: реабилитировать Мамедова в глазах старика, отрезать ему пути к нам и получить какие-то дополнительные сведения. И ведь преуспели, достигли-таки своей цели.
— Похоже, — проворчал Орехов, снова пытаясь рассмотреть Краснокаменск на карте. — Не исключено, что они уже добрались и до Каширина. Тот, кто знает о Никандрове, может быть наслышан и о Каширине. В каком сибирском деле уважаемый профессор был главным лицом? А может быть, он по сей день главный?
За окном кабинета бесшумно скользили разорванные, мягкие облака. Где-то внизу фыркали автомобильные моторы.