Маша наслаждалась Лидочкиной по-прежнему негасимой энергией. Та успевала звонить, в промежутках рассказывать о своих делах — это были главным образом дела ее друзей, знакомых и знакомых друзей, расспрашивать Машу о ее жизни, задавать вежливые вопросы Бергу, руководить работой по номеру — к ней то и дело забегали сотрудники, но не столько по делу, сколько из любопытства. Большинство из них Маше были уже незнакомы, но, судя по взглядам, ее знали: журналисты молодежки, сделавшие успешную карьеру в столице, были известны всем и вдохновляли молодежь на собственные подвиги.
Потом Маша и Берг отправились в администрацию — представиться руководству области. А вечером Лидочка пригласила, слегка конфузясь чужеземца, поужинать у нее дома, пообещав собрать «всех наших» — то есть тех, кто работал в прежнем составе молодежки и кто хотел непременно повидать приезжих.
Маша ходила по городу, радовалась встречам, но тем не менее ловила себя на том, что старые друзья казались меньше ростом, как-то съежились. Любимые улицы виделись узкими и пыльными, хотя по ним медленно катились огромные стада японских «праворуких» авто, отчего-то сплошь белых, — теперь привезти автомобиль с Хоккайдо оказалось гораздо дешевле, чем купить отечественную «копейку».
Разные укромные уголки, которые в дни ее юности еще хранили отчетливые признаки давнего японского присутствия — тонко подобранные по форме и цвету деревья и кустарники, вроде бы случайные, а на самом деле собранные рукой художника нагромождения серых валунов, — превратились в стандартные городские скверы с прямыми углами и обшарпанными скамейками. Только монументальный краеведческий музей, расположенный в бывшей резиденции японского генерал-губернатора Сахалина, и два каменных льва с азиатскими физиономиями у входа вызывали все тот же восторг, что и в детстве.
Столичная штучка, ехидничала над собой Маша, конечно, вам теперь тут масштаб не тот вам подавай московский гламур, вам тут провинция… Но с грустью понимала, что и правда провинция, и масштаб не тот, и останься она тут, так же смешно обсуждала бы в редакционных коридорах главную здешнюю новость — наглую «прихватизацию» какой-то местной гостиницы каким-то мелким чиновником из городской администрации…
Маша так и не почувствовала себя дома, пока утром следующего дня газетный фотограф Мишка Стулов не отвез ее и Берга на своей раздолбанной «Ниве» на тихоокеанское побережье, в Лесное. «А то совсем все забыла, наверное», — ворчал еще больше растолстевший Мишка, вместе с которым когда-то Маша отработала десятки командировок.
Только здесь, сев на серый мелкий песок и увидев мерно дышащую огромную гладь, Маша поняла, как ей на самом деле не хватало этого огромного океанского простора и серого неба над ним. И запаха гниющей ламинарии на берегу. И скрипучих воплей чаек, с маху падающих в воду. Слезы навернулись Маше на глаза, Берг деликатно отошел подальше, беспрестанно щелкая фотокамерой. Мишка, пыхтя и отдуваясь, собрал костерок, достал промасленные свертки с закуской, продавленную армейскую фляжку…
— Неужели все та же? — кивнула Маша на знаменитую походную подругу Стулова.
— А чего ей сделается? — удивился Мишка. И предложил выпить за знакомство, налив в металлические стаканчики своей фирменной «стуловки» — водки, настоянной на местной пронзительно кислой ягоде, которую официально называли красникой, а в обиходе — за ни с чем не сравнимый запах — просто «клоповкой».
Берг спешил записать впечатления дня. «Здесь люди не похожи на тех, с которыми я знакомился в Москве. Они чем-то неуловимо отличаются — возможно, большей открытостью, они как будто не делают различия между мной, иностранцем, и собой. Они приветливее и гостеприимнее. Лидия сразу же пригласила меня в дом, хотя мы познакомились с ней полчаса назад. Они с интересом расспрашивают о жизни в Европе — москвичи часто бывают за границей, и у них теперь особого любопытства мы не вызываем.
Здесь иначе выглядит и Мария — она как-то расслабилась, ушла настороженность. Она, оказывается, сентиментальна — когда мы приехали на побережье океана, я заметил на ее глазах слезы…»
Берг прервался, подошел к окну: по главной улице, переваливаясь на выбоинах, двигались потоки японских авто.
«Скоро я доберусь до цели своего дальнего путешествия. — Нетерпение захлестывало его. — Я уверен в успехе, я просто не могу не найти то, что ищу. И если для этого понадобилось бы обогнуть земной шар еще сто раз, я сделал бы это. Что бы там ни говорила Барбара, я доведу начатое до конца…»
Он вернулся к ноутбуку, закрыл файл, посчитал временную разницу с Франкфуртом: там еще только шесть утра, звонить Константину рано. «Ну ничего, позвоню с теплохода», — решил он.